Московские Сторожевые - Лариса Романовская

Марфе-Маргарите после нежданной гибели сына все казалось пустым и ненужным. Мама Ира от нее тогда просто не отходила, сперва заставляла есть и спать, потом жить. А когда уже совсем невмоготу было, поделилась парой таблеток из своего тогдашнего фельдшерского запаса, отправила обновляться раньше времени. Между прочим, Ира взяла преступление на себя — дескать, выписала снотворное, раз женщина в таком нервном расстройстве, но не рассчитала дозу. В конце сороковых время было мутное и хлопотное, на происшествие с Марфой-Маргаритой никто особого внимания не обратил, а со своей репутацией мама Ира давно уже перестала считаться.

Близкими подругами они стали куда позже, а в следующих жизнях сперва просто не теряли друг друга из виду. Впрочем, дружить с Ирой (это же Ира!) для Марфы действительно слишком большая честь. Шестьдесят лет близко знакомы, две последние жизни бок о бок прожили (просто там разница в возрасте сейчас лет в двадцать, вот Анютка и думает, что Ирка, хоть она теперь Ираида, — это Марфина приемная мама), а у мамы Иры все равно своих секретов вагон и маленькая тележка. Кто у нее в клиентах был, что она для них делала — никогда не скажет. У Марфы пару раз были нехорошие подозрения, но про такое даже подумать было стыдно… Тем более что к самой Марфе приходили исключительно в поисках благих намерений.

Ну вот как завтрашняя дамочка, например, — сразу по телефону за полтора часа кратко объяснила все свои проблемы, назвала условные фразы, уточнила адрес, пару раз перенесла время и слегка подивилась Марфиным тарифам (не рубли, не евро, не доллары, а золото девятьсот восемьдесят пятой пробы, а уже потом, если все выгорит, то и камушки). В общем, не клиентка — а одно сплошное удовольствие. И анамнез хороший: бесплодие лет семь, запойный муж и диабет у мамы на фоне непрекращающегося невроза у всей семьи. Такую красавицу в нормальный вид приводить сложно, но очень интересно, тем более что бесплодие Марфа и бесплатно может убрать, бонусом, потому как барышня, можно сказать, оптовый поставщик неприятностей. Где таких мама Ира находит — еще большой вопрос, но они все подготовленные звонят и насчет цены никогда не торгуются.

Надо будет на завтра еще одну барышню перенести, а то у Анечки скоро каникулы начнутся, она дома окопается, не даст нормально поработать с клие… Хотя почему не даст? Она же теперь сама уже немножко ведьма, так что пусть смотрит, учится. Главное, чтобы языком никому не трепала. Но ведь Марфа и без того ни с кем толком не общается. Правда, вот Ленку-Амебу видела на днях, родную дочку мамы Иры, но это так… Не знакомство, а смех и грех. Ну и когда ту же самую Амебу в светлый путь провожали, то там тоже… Ну это же не дружба, не приятельство, а симуляция чистой воды, хорошие манеры и салонный этикет. А вот так, по-настоящему, ближе мамы Иры у Марфы точно никого и никогда не будет, потому что ей Ирка и подруга, и сестра, и мама, и семья в одном флаконе. Подумать смешно, но Марфа даже к Ростику маму Иру ревновала, совсем как малое дите, честное слово.

— Мам, а коты правда настоящие? — Анечка неслышно вошла в кухню (опять без тапочек, да?), приоткрыла дверцу холодильника, затаилась, задала вопрос не сразу.

— Настоящие, — Марфа молола добро на скрипучей ручной меленке.

Кофейная мельница выглядела богато и солидно, с отделкой под старину, но на деле, увы, оказалась бестолковой китайской штамповкой — ручка все время сбивалась и проворачивалась, попадала по пальцам. И без того на улице зима и мороз, к рукам надо относиться как можно бережнее, а тут еще эта жестянка капризничает. Так что на дочкин вопрос Марфа ответила почти с раздражением, хотя внутри себя довольно сильно удивилась.

Голос у Анюты сейчас был тихий, но не капризный или обиженный, а немного таинственный, припорошенный налетом секретных девчоночьих тайн, как шарлотка сахарной пудрой. Совсем детский голос, как раз по Анечкиному возрасту. Тоже непривычно. Аня ведь даже почти не удивилась своему ведьмовству, приняла страшную материнскую новость благосклонно и с достоинством — так, будто была принцессой в изгнании, наконец дождавшейся приглашения на полагающийся ей по праву трон. Только раз дала слабинку, спросив: «А ты можешь мне наколдовать волшебные краски? Чтобы я кукол из бумажных сделала настоящими?» — и по правде огорчилась, узнав, что на такие чудеса родная мать почему-то не способна.

У самой Марфы минуты просвещения вызвали совершенно неописуемый восторг, хотя она была на тот момент гораздо старше. Ну что поделаешь, разные поколения, разные времена. Да и воспитание тоже — покойный папа о сем событии говорил куда торжественнее, убедительнее и спокойнее, хотя на тот момент историческая и экономическая обстановка в стране оставляла желать лучшего, Крымская кампания была в самом разгаре. Не исключено, что папенька вообще тянул бы с информацией до ее, Марфиного, совершеннолетия, но, увы, дела государственной важности и забота о судьбах Родины… — как бы ни топорно звучали эти слова в нынешнюю эпоху.

В общем, papa-Naryshkin расстарался в нужный момент, а сама Марфа в аналогичной ситуации снова комкала платочек, теребила засаленные четки и неловко давилась казенными словами — из воспитательной брошюрки, выданной в соцотделе Конторы. Если уж говорить начистоту, то заготовленную речь она скомкала, покраснела как институтка и сунула дочке под нос вышеупомянутую брошюрку, порадовавшись, что та тоненькая и с иллюстрациями, Анечка справится быстро. Аня и вправду легко совладала с книжонкой и собственными эмоциями: задала вопрос про волшебные краски и на этом утихомирилась. Мама Ира сказала потом, что это мог быть шок, надо быть настороже.

— А посмотреть на них можно? — Аня хрустнула чем-то свежим и сочным, не то парниковым огурцом, не то упругой хурмой, — Марфа так и не повернулась, сосредоточившись на паскудной меленке. Где-то на антресолях лежала допотопная гэдээровская кофемолка, но ее еще надо было доставать и промывать, а на часах уже половина одиннадцатого. Ой! Старому же звонить…

— На кого? — снова задумалась Марфа.

— На коть… на котов.

— Аня, выйди из кухни, пожалуйста. Мне надо сделать один звонок, мы с тобой потом все обсудим.

— По работе?

— Что?

— Ты будешь звонить по работе?

— А что?

— Тогда звони при мне, я ведь все знаю. — Оказывается, Анютка грызла лакировано-желтый болгарский перец, бликовавший на свету каплями минеральной воды: помыла его, умница. Хотя чего другого от Ани ожидать.

— Мам, ну не стесняйся… При мне все можно, я своя.

— Аня, ты со мной в обход пойдешь? — заувиливала Марфа. Сейчас Аня уйдет из кухни переодеваться, можно будет спокойно соврать начальству. Лгать про Анины болезни Марфа не боялась, — Анютка же апельсиновая, они ж с мамой Ирой будущему папаше закинули в самый ответственный момент зернышко. К «апельсинкам», как известно, болячки не липнут, и тяжелые недуги у них проходят легче обычного. Так что обманывать Старого было почти забавно. А вот говорить неправду под контролем Аниных удивленных глаз — как-то неловко.

— Нет, не пойду. Я вчера там была, там холодно, — пожала плечами Аня. Убрала недоеденный перец в холодильник и осталась стоять на месте. Как часовой на посту, честное слово. Надо было все-таки с ее папой познакомиться чуть ближе — чем генетики не шутят, вдруг занудство и вправду передается по наследству?