Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

Страдание, если бы даже оно поразило его, разве не составляет великого средства к совершенствованию? Провидение часто посылает нам страдания, как дар, но мы не умеем понять его.

— И, верьте мне, страдание имеет свою прелесть! — воскликнула Анна. — Страдание тихое, христианское, скрытое и освященное какою-нибудь важною целью… Все существующее в мире прекрасно, — прибавила она с улыбкой. — Как друг Юлиана, вы уже знаете наше положение, потому и я ничего не скрою от вас… И нам Бог послал известную долю горестей: мы имеем мать, но живем, как сироты — одни… имеем брата, но должны каждый день только плакать над ним, в будущем не видим для себя ничего более отрадного… И, между тем, дайте мне самую блистательную участь с условием, что меня вырвут из теперешнего круга страданий, гоните меня из здешней тишины… я буду плакать о них.

— Потому что вы должны жить самоотвержением… иная жизнь для вас невозможна.

— Но разве моя жизнь может быть названа жертвою? Я в полном смысле счастлива, сердце щедро платит мне за все!

Анна подняла глаза к небу…

Так вполголоса говорили Алексей и Анна, а позади них Юлиан и Поля вели другой разговор — немой, тихий, но во сто крат более жаркий. Уже дурной признак то, когда двое молодых людей при встрече не знают, о чем говорить, когда глаза их потупляются, уста дрожат, каждое произнесенное слово тревожит, когда они хотят и не могут быть равнодушны. Тогда уже ничто не может быть для них незанимательно: они начнут разговор о посторонних людях и заговорят о себе, станут рассуждать о растениях, тучах, дожде и погоде, — и самые обыкновенные предметы получат для них особое, им одним понятное значение, среди многочисленного общества скажут они друг другу холодное слово, но под его оболочкой будет скрываться огонь.

Поля всегда умела говорить с Юлианом так, что в сущности, не сказав ничего и рассуждая, по-видимому, о самых обыкновенных предметах, обнаруживала много чувства и ума, но теперь она была так взволнована, так беспокоилась и дрожала, что — бедная — не находила слов для разговора. Юлиан еще менее способен был говорить и принужденный таить в себе чувства, которые пламенно хотел бы открыть девушке, тоже не мог найти предмета даже для самого легкого разговора. Поэтому молодые люди долго шли рядом в молчании: он глядел то на небо, то на влажные от слез глазки Поли, она то разбивала паутину на вербах, то срывала цветы и вздыхала, будто тяжелое бремя давило грудь ее. Кто в состоянии выразить, сколько иногда заключается слов в одной минуте молчания!

— Сегодня вы печальны! — произнес Юлиан почти шепотом.

— Нет… но я не хочу только своим щебетанием развлекать вас от впечатления, привезенного вами из Шуры, — отвечала девушка тихим голосом. — Пан Атаназий, верно, напитал вас спасительными наставлениями!

— Да, он почти всю ночь рассказывал нам историю Карлинских…

Поля взглянула ему в глаза.

— Впрочем, — проворно прибавил молодой человек, — он нимало не возбудил во мне охоты подражать предкам: Бог сотворил меня не похожим на моих прадедов.

— Кем же именно Бог сотворил вас? — спросила шалунья, стараясь в глазах его прочесть его душу.

— Он сотворил меня слабым, вялым… эгоистом.

— Вы намеренно черните себя, чтобы вызвать меня на комплимент…

— Какая вы недобрая! Нет! Откровенно признаюсь вам, я желаю счастья и надеюсь, что имею на него некоторое право.

— В самом деле? Вы хотите счастья здесь, на земле?

— По крайней мере, иногда я считаю его возможным, доступным…

— А я — никогда! — вдруг прервала Поля, краснея, между тем как Юлиан пристально смотрел на нее, потом, стараясь скрыть свое волнение, она начала поправлять платок, закрывавший белые плечи ее.

— Без сомнения, каждый из нас сумеет придумать для себя счастье, но человеческий расчет всегда как-то не сходится с действительностью.

— Почему же не мечтать, по крайней мере? — спросил Юлиан.

— Чтобы потом не разочаровываться! — отвечала Поля.

— Что же вы находите тут нехорошего?

— То, что в подобных случаях мы всегда сильнее чувствуем свое положение.

— О чем вы так серьезно рассуждаете? — произнесла Анна, обратясь к ним. — Сегодня я не узнаю Поли… потому что ни разу не видала ее улыбки.

— Ужели только по одной улыбке ты узнаешь меня? — с упреком и вместе с тем весело спросила девушка.

— Чаще всего по ней. Ты так добра, что одна приносишь нам веселье и поешь в здешней клетке. Когда мы все печальны, когда, может быть, и тебе хотелось бы плакать, ты еще усиливаешься улыбаться и утешать нас…

— Анна говорит мне сладкие комплименты! — воскликнула Поля. — Этого я никогда не ожидала от нее…

— Нет, это просто сущая правда, это говорит моя благодарность… Среди нас одна ты имеешь и обнаруживаешь большую силу воли.

— Уж не хочешь ли ты довести меня до слез? — перебила раздраженная Поля. — Пожалуйста, перестань говорить обо мне!

В эту минуту они остановились против садовой калитки, ведущей вокруг больших оранжерей в середину старого парка. Юлиан, нимало не думая, отворил ее, Анна с Полей пошли в сад, мужчины пошли за ними.

— Ах, я забыла спросить о моем возлюбленном! — произнесла Поля, спустя минуту. — О пане Юстине… как он поживает там?.. Пан Юлиан так невнимателен, что даже не привез мне от него поклона.

Все рассмеялись. Каждый раз, как Юстин приходил в Карлин, Поля, шутя, преследовала его своей любовью и хоть искренно ценила поэта, но не могла удержаться от насмешек над ним, потому что замешательство и скованность Юстина очень забавляли ее.

— Юстин дал слово, — отвечал Юлиан, — в один из теперешних прекрасных дней, слушая по деревням песни и рассказывая разные небылицы по дороге, прийти к вам пешком со своим сердцем и поэмами…

— Да хоть спросил ли обо мне этот неблагодарный?

— Как же, он много расспрашивал меня о вас, — отвечал Карлинский.

— Какая бы чудная была из нас пара! — воскликнула Поля. — Он не имеет ничего, кроме поэзии, я также ничего, кроме сердца, он — самый восторженный из поэтов, я — самая прозаическая из всех девушек на свете. Контраст превосходный! Он молчалив, я болтунья… вдобавок мы оба почти одного происхождения… Ему следовало бы влюбиться в меня и жениться.

— Только подсядьте к нему денька на два, и я ручаюсь за успех, — шепнул Юлиан.

— Но ведь вы видели, что я пробовала это и убедились только в том, что он бегает от меня, как от чумы… — продолжала Поля. — Я серьезно бы полюбила этого благородного и добродушного молодого человека… но он упорно избегает меня…

Совершенно забыв, что