Открытие себя - Владимир Савченко

Звездолет будет многие годы лететь к подлинной звезде Г-1830, видимой сзади; глыбы с вмороженными Мартом, Мариной Плашек и Галиной будут еще дольше плестись в пустоте к Солнечной – и потом еще десятилетия они будут там доказывать свое. Вообще вся история с «Буревестником» растянется на век. А жить этим троим оставалось несколько дней. Хорошо, если неделю.

Музыка звучала в звездолете – в отсеках, каютах, коридоре. Но теперь всюду к звукам скрипок, флейт, фортепиано, контрабасов, арф примешивались стук, скрежет и лязг металла, шипение электрорезаков.

Летье и Аскер в скафандрах с магнитными присосками на массивных башмаках двигались по корпусу, отделяли газовыми резаками второй маневровый двигатель, его сопла, многотонную камеру сгорания из черного монолита.

– На совесть делали, не отдерешь… – бормотал пилот в микрофон в шлеме.

Наконец камера помалу отделилась от обшивки. «Буревестник» тряхнуло. Бруно не устоял, сел. Камера мягко зацепилась за выступ ближнего люка – и корабль снова дрогнул. Летье подбежал, противоестественно расположившись под прямым углом к поднявшемуся Аскеру и отталкивая черный цилиндр руками. Физик помог; отпихнули.

Уфф!.. Камера пошла за корму, растворилась во тьме среди звезд. Избавившись от лишней массы, звездолет сразу наддал; двое на его обшивке легли, держались руками за скобы.

– Иван, сбавь тягу, а то нас унесет! – крикнул пилот.

Стефан, который уклонился от демонтажа, разорял библиофильмофонотеку. Он разложил в две кучи книги, микрофильмы, кассеты, диски с записями текстов и музыки, рукописи, отчеты. В одну то, что ему нравилось, в другую прочее. Кучи вышли равные. «Много…» – вздохнул он, берясь за ревизию первой. Взял в руки одну книгу, другую, несколько папок – и внезапно озлился, принялся кидать в люк переходной камеры все подряд. Уцелели только необходимые справочники да несколько музыкальных записей. Через четверть часа вслед за библиотекой в Космос полетели и дюралюминиевые стеллажи.

Марина со слезами на глазах уничтожала оранжерею. Непросто было вырастить в условиях звездного полета эти желтые, алые и синие розы, гордые пионы, кусты помидоров, даже огурцы и морковку, яблоки и апельсины. В этом уголке земной природы астронавты отдыхали, отходили душой. Сколько труда и изобретательности вложили они во всякие приспособления, от складных подпорок до гироскопических гнезд для саженцев, чтоб спасти их при ускорениях!

Сейчас через переходную камеру в пустоту летели и флора, и почвы, и механика.

Марина видела в иллюминатор, как беззвучно лопались в холодном пространстве налитые красным соком помидоры, свертывались мгновенно в черные стручки листья пионов…

Наконец Корень отладил астронавигатор так, что он автоматически менял тягу двигателей от уменьшения массы. Уточнил курс на Солнце. Опускался по коридорной шахте – и не узнавал корабля. Вокруг был разгром. За пустыми гнездами кают виднелись ребристые бока с пятнами сварки. Мимо пополз вверх на нейлоновом канате какой-то куб с обрывками кабеля. Капитан не сразу узнал в нем электроэрозионный станок, на котором еще недавно работал.

«Больше всего каюты жаль, – подумал он. – Это выбросили за борт личную жизнь. А какая теперь будет?»

А музыка все звучала в шахте. Вот нежно, величественно и печально повела мелодию скрипка, к ней присоединился фагот, потом рожок и флейта, гобой – и весь оркестр. Увертюра «Ромео и Джульетта» Чайковского, узнал Иван.

Они встретились посредине шахты. Марина устало поднималась от оранжереи: комбинезон испачкан, волосы растрепались. На площадке молча постояли, прижавшись друг к другу. Иван поцеловал ее в глаза, почувствовал привкус соли.

«Плакала». Поцеловал и руки, маленькие, в ссадинах и земле. Так, не сказав ни слова, оба двинулись дальше: он вниз, она вверх.

Опустился в ассенизационный отсек. Здесь кончалась жилая часть звездолета. В углу Стефан наращивал винипластовую трубку на торчащий из стены отросток.

– Для чего это? – спросил Корень.

– Для дерьма, – коротко и зло пояснил конструктор. – Оранжереи теперь нет, пусть идет в топливные камеры. Аннигилирует.

– Дельно. Помочь?

– Справлюсь, не надо. Странное существо человек, а, Иван?

– Почему? Человек просто человек, вот и все… Но знаешь, это приспособление может почти и не понадобиться.

Сидящий на корточках Март уставился на него:

– Как это? Не понял.

«Сказать ему сейчас? – заколебался капитан. – Нет, не созрело».

– Позже поговорим. У Солнца.

Музыка Чайковского торжественно и страстно звучала в корабле – и оборвалась.

Это Галина рывком перебросила выключатель. Повыдергивала разъемы, бросила их и дисковую систему в общую кучу, взяла инструмент, двинулась по кораблю снимать динамики.

Площадка у переходной камеры была завалена предметами. Летье разбирал каюты.

Увидев девушку, протянул к ней руки, чтобы помочь перебраться через хаос.

– Слушай, Галинка, вот удивятся где-то в центре Галактики, когда выловят это кресло! «Космический летательный аппарат небывалой конструкции!» Восторгаться будут: вот техника, куда нам с нашими спиралодисками!

Та смотрела на него с улыбкой: «Старше меня, а какой он еще мальчишка. Это я и люблю в нем больше всего».

– Погоди. – Пилот пошарил по карманам, достал кусочек мела, написал на спинке кресла: «Тони + Галя = любовь навсегда! Привет, жукоглазые! Дышите носом, если он у вас есть». Затолкнул кресло в люк камеры, нажал кнопку. – Пусть ломают голову.

Бруно Аскер, раскрасневшийся и потный, сердито зыркал по сторонам, выискивая, где еще содрать электропроводку, гибкие трубы для воды и газа; сматывал то и другое в бунты. Снимал и распределительные щиты.

Все работали споро, понимая: чем раньше они повыбрасывают в Космос ставшие теперь балластом вещи, тем больше сэкономят драгоценного антигелия.

Впрочем, разрушать – не строить. Управились за два дня. Отдыхали вповалку в отсеке управления, единственном нетронутом. Кроме него, уцелели установка «Засыпания – Пробуждения», электромагнитная катапульта, обсерватория, малая часть запасов и инструментов; и лежала в стартовом гнезде одноместная разведывательная ракета «Ласточка».

Напоследок астронавты, как смогли, сгладили следы разрушения.

Потом все собрались в отсеке УЗП.

– Делаем цикл сверхускоренного торможения и вместе – обратный разгон до 0,3 от световой, – объявил Корень. – Через час, время, за которое надо успеть погрузиться в свои контейнеры, астронавигатор автоматически переведет двигатели в форсированный режим. Тяга будет 80 g. Когда выйдем в район Солнечной системы, тяга вернется на 0,8 g и произойдет наше пробуждение. Что ж, – он взглянул на товарищей, на Марину, коротко усмехнулся, – начинайте. Я последний…