Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН - Александр Владимирович Пыжиков

Нет, легенды или былины действительно исторические, былины, основанные в самом деле на былях, иначе относятся к действительным событиям и личностям: они всегда устремляются прямо к самым главным пунктам характера и события; верно и метко выбирают их и не опускают ни одной главной черты. Стоит вспомнит "исторические" былины наши об Иване Грозном, Ермаке, Петре Первом, Соловецком монастыре, Стеньке Разине, нашествии французов, Платове и т. д. Тут уже ни одна существенная и важная черта не утрачена.

После всего этого достаточно ясно, что в образах былин наших нечего искать очерков и характеристики не только князя Владимира, но и вообще какого бы то ни было древнерусского князя и отношений его к богатырям, дружин и народу.

Переходя к дружине княжеской и земской, мы находим, что былины не дают нам возможности выводить заключения о том, что такое была та и другая у нас на Руси, в древнейшее время, и именно во время Владимирово. Описываемые в былинах личности из антуража князя не заключают в себе ничего собственно русского, ничего такого, что давало бы нам достоверные характеристические черты для составления себе понятия о той эпохе.

Те из этих личностей, которые нам выставлены представителями княжеской дружины: Блуд, Чёс, Путята Путятыч, Бермята Васильич, — до того мало являются на сцене действия, что о них мы не имеем ровно никакого представления. Всё, что мы получаем, состоит только в именах вскользь упомянутых, из которых мы обязаны уже сами выводить заключение, что у князя есть приближённые; царедворцы, сидящие вокруг него во время пирушек и иногда учащие его то тому, то другому (так, например, Путята научает Владимира отнять силой чужую жену, Бермята рассказывает ему про врага Чурилу и его житьё-бытьё). Но это черты до того общие, до того свойственные всякому двору, что из них не может сложиться никакого индивидуального, особенного представления о княжеской дружине исторического князя Владимира. Эта дружина наших былин не что иное, как эхо тех советников разного рода, которые почти в каждой восточной поэме и песне окружают царя, царевича, хана или князя и дают направление событиям рассказа. Примеры их мы видели в приведённых выше отрывках восточной литературы. В индийских поэмах — это царские министры и брахманы; в "Шах-Намэ" — это мобеды-жрецы и опять-таки царские министры; в песнях сибирско-тюркских народов — это сыновья или богатыри ханские или княжеские. Советники есть у каждого властителя; под тем или другим видом и наименованием они всегда окружают царя, хана, князя поэмы, песни и легенды точно так же, как они всегда окружают царя, хана и князя действительной жизни; но если такие лица являются в рассказе не самостоятельном, пришедшем из чужих земель и если являются на том самом месте рассказа, где стоят и в рассказе-первообразе, и притом если они являются в бледных, смутных обликах, без всяких характерных, оригинальных, самостоятельных и выпуклых черт, тогда мы не имеем права считать их выразителями тех действительных советников, того действительного антуража, которые были у властителя данной страны.

Что касается до того, что нам выставляют русскою земскою дружиною по былинам, то мы и тут не имеем достаточно повода к выводам о национальных особенностях. Наша земская дружина, состоящая из определённого, всегда круглого числа богатырей, есть воспроизведение той горсти богатырей, которая окружает каждого царя (и даже царского сына) в индийских поэмах и рассказах, каждого персидского царя в "Шах-Намэ", каждого хана или князя в монгольских, калмыцких, сибирских песнях и поэмах.

В "Магаванси" часто рассказывается, как тот или другой цейлонский царь набирает дружину из богатырей. Так, например, когда царевичу Гамини исполнилось 16 лет, отец его, царь Кавантисси дал ему 10 могучих богатырей (следуют имена) и с ними большую армию, с Царь велел каждому из этих 10 богатырей выбирать себе по 10 других богатырей; они это сделали и привели к царю 100 богатырей; каждому из 100 богатырей царь опять велел выбрать по 10 богатырей; они это сделали и привели к царю 1000 богатырей; этим 1000 богатырям царь опять велел сделать то же самое, и они исполнили. Таким образом, число богатырей, начиная от первого, Нандимитры, и до последнего, равнялось 11110 человек. Всеми этими богатырями, вместе с 10 главными, начальствовал царевич Гамини". По "Шах-Намэ", у царевича Гуштапса своя особая дружина из 300 богатырей, а у богатыря Рустема своих 7 особенных богатырей. В Джангариаде исчисляются 12 главных богатырей князя Джангара, а у каждого из них есть по 7000 воинов, содержащихся на иждивении Джангара, подобно тому как в "Магаванси" богатыри содержатся на счёт царя; сверх того из каждых этих 7000 отделяется по 72 особых телохранителей. В этой же поэме читаем, что у врага Джангарова, хана Шарра Гурго тоже есть 12 своих главных богатырей. В монгольско-калмыцкой поэме, известной под именем "Малого Гессер-Хана", говорится, что у Гессер-Хана было 30 главных богатырей, под этими состояло 300 простых богатырей, а под ними уже шло остальное войско; значит, у каждого главного богатыря было по 10 подручных простых богатырей. В песнях у минусинских татар и у сагайцев находим такие же подробности: так, например, у богатырей Ак-Булата и Акбранг-Таса особенная дружина из 60 богатырей, а затем войском управляют 70 особых воевод. Всё это вместе показывает, что это подробность стереотипная, везде одинаково и равномерно повторяющаяся в азиатских поэмах и песнях, и потому, когда мы её встречаем в русских былинах, мы уже не имеем возможности считать её исключительною принадлежностью нашей национальности. Мы видели, что у каждой отдельной азиатской народности эти богатырские дружины являются со своими особенными численными величинами; у одних эта величина — 10, 100, 1000, у других — 7, 12, 30, 40, 60, 70, 300 и т. д. Эти величины столько систематичны и правильно округлены, что в них нельзя видеть жизненной действительности, а только условные легендарные числа. Но у нас и в таких числах не оказывается никакой своеобразности, никакого самостоятельного характера, никаких своих национальных симпатий. Наши былины повторяют, только те числа, которые уже существуют в восточных рассказах, а так как эти чужие числа связаны с чужими же подробностями воинского дружинного устройства, то мы имеем столько же мало права, как в числах, так и в этих последних подробностях, видеть свидетельства о том, что когда-то у нас существовало на самом деле. По русским былинам, около князя Владимира сгруппировано несколько главных богатырей, а у каждого