Стервятник - Александр Бушков

Смешно, но Родион, не спеша прочитав все это, ощутил кВершину нечто вроде симпатии – увы, чувства эти оказались несколькозапоздалыми. «Вообще, – повторил он про себя, – Ирину можно понять…»

Перевернув страницу, он убедился, что и прелестная вдова неосталась забытой. Правда, в отличие от беспутного муженька, Ирина ВикентьевнаВершина представала в самом выгодном свете – для Родиона полной неожиданностьюоказалось, что она входит в правление едва ли не всех мужниных фирм. Впрочем,он этому ничуть не удивился. Осталось стойкое подозрение, что репортер былИриной куплен на корню, – даже немного зная ее, Родион находил некоторыеэпитеты чрезмерно льстивыми…

Имевшиеся при репортаже фотографии он обозрел взором знатока– и пришел к выводу, что в жизни она значительно пленительнее. А это еще что?Дела…

Под занавес сообщалось, что вдова, пережившая нешуточноенервное потрясение, в самые ближайшие дни отправляется на пару-тройку недельподлечить здоровье – возле некоего теплого моря за тридевять земель. Какоеименно море, не уточнялось, но подчеркивалось, что сведения наивернейшие и, неисключено, получены из первых рук.

Так и было написано – в самые ближайшие дни…

Воровато оглянувшись, он вернулся к киоску, купил жетон инаправился к расположенному неподалеку телефону. Клетчатый, бдительноприподнявший голову, собрался было встать, но видя, что Родион стоит утелефона, остался на месте. Никто не подошел следом, не стал топтаться рядом,делая вид, будто ожидает очереди, – значит, второго хвоста нет. Конечно, ипро направленные микрофоны забывать не стоит…

Трубку сняли после третьего звонка.

– Да? – послышался голос Ирины.

– Надо увидеться, – сказал он. – Это срочно.

– Что-то случилось? – Голос мгновенно стал озабоченным.

– Ну, не так чтобы, однако…

– Не можешь говорить… рискованно?

– Вот именно. Не горит, но желательно…

Она помолчала. Клетчатый зыркал поверх газеты.

– Если это необходимо… – наконец промолвила она не безколебаний.

– Необходимо.

– Завтра. Там, где мы… возле медведя. Понимаешь?

– Вполне, – сказал Родион. – Когда?

– Когда… – повторила она, явно измышляя торопливо непонятныйпосторонним код. – Когда… Вот что – единственная цифирка моего первоговзноса, помноженная на четыре. Понял?

– Ага, – сказал он. – Ничего сложного.

– Только постарайся…

– Будь спокойна, – сказал он. – Постараюсь.

Ничего мучительнее он в жизни не испытывал. Будь его воля,ни за что не поехал бы на кладбище, но отказываться было никак нельзя.

Мучило его одно, не столь уж сложное ощущение – казалось,что эти украли у него не только Ликину жизнь, но и ее смерть. Длиннейшаякавалькада разномастных иномарок сразу вызвала у него неодолимое желаниешарахнуть туда парочку гранат.

Лики не было – чье-то незнакомое восковое лицо на подушкеумопомрачительного гроба с посеребренными ручками, нелепая маска. Он совершенноне чувствовал ни смерти, ни ухода. Все было чуточку ненастоящим – идиотскийгроб, вульгарно пышные венки из живых цветов, сытые рожи, вереницей подходившиек нему соболезновать с одинаково казенными фразами и однотипно-скорбноподжатыми губами. Иные их холеные самки норовили всплакнуть над Зойкой, хорошохоть, конвейер не оставлял им времени.

И все-таки он выдержал стойко. Он был уже другим, битыйжизнью разбойник, шантарский Робин Гуд, ему надлежало остаться непроницаемым инеразоблаченным, возвыситься над этой поганой толпой, чтобы вскорости, навсегдавышвырнув их из памяти, начать новую жизнь. Вряд ли почтенным сквайрам изкрасивых поместий так уж часто снились окутанные пороховым дымом корабли втеплых морях и дерзко трепетавший когда-то над головой Веселый Роджер…

Он выдержал. Стоял с каменным лицом, сжимая маленькуюладошку Зойки. Невыносимо хотелось прижать ее к себе и поделиться радостью:сказать, что все позади, что ожидающая ее новая жизнь будет чище и счастливее,но он еще не придумал подходящие слова.

«Ангела-хранителя», неизменного Славу, он не видел – тот,конечно, явился, но маячил где-то в отдалении. А вертеть головой в положенииРодиона было как-то непозволительно. «Надо будет Лике рассказать про этотпаноптикум…» – подумал он.

Вспомнил. Сардонически ухмыльнулся про себя такойзабывчивости. Именно сардонически, он это прекрасно знал. И опустил уголки рта,продолжая механически кивать подходившим к нему соболезнующим – сколько ж их,тварей, до темноты будут идти?! – беззвучно шевеля губами, притворяясь,будто отвечает.

Наконец все кончилось. Кавалькада иномарок проследовала вобратном направлении. Убитому горем мужу и осиротевшему ребеночку былопредоставлено заднее сиденье чьего-то кремового «крайслера». Как легко былопредугадать, для поминок эти сняли большой зал «Казачьего подворья», одного изпрестижнейших шантарских ресторанов.

Именно там Родион и избавился от хвоста. Возле входа онприметил Славу, садившегося в знакомую «семерку», прочно обосновавшуюся настоянке. Ну конечно, сыскари знали свое место и не собирались садиться за столс бомондом. Когда толпа в приличествующем случаю скорбном молчании набилась взал и вокруг длиннейшего стола воцарилась легкая неразбериха, Родион направилсяв дальний угол, взял за лацкан подвернувшегося официанта – обычно они тутщеголяли в старинных казачьих нарядах, но организаторы поминок решили, должнобыть, что для великосветской тризны все же уместнее смокинги, – безцеремоний спросил:

– Где тут черный ход? Мне нужно выйти…

Он был одет не хуже других – а холуи, как в прежние времена,свыклись с любыми капризами чудящих бар. Не удивившись, официант провел егокаким-то узким, пропитанным густым запахом жареного мяса коридором, несколькораз изгибавшимся под самыми невероятными углами, вывел в крохотный дворик, гдевокруг мусорных баков кружили тощие собаки. Родион не беспокоился о Зойке –тесть с тещей ее давно увезли домой. Снял галстук, сунул его в карман,расстегнул пиджак и верхнюю пуговицу рубашки (чтобы хоть чуточку гармонироватьс грязными задворками, по которым пробирался) – и, поплутав с минуту,определил, где находится. Уверенно направился к стоянке, где оставил «копейку»(«форд» отдыхал в гараже возле дома).

Ручаться можно, что его отсутствия никто и не заметит. Дляних он всегда был досадным привидением, второй тенью Лики, тенью, по странномукапризу природы передвигавшейся вертикально. Пусть таким и останется – Родионне собирался им ничего доказывать, сильные стоят выше таких мелочей…

Соня ждала его у помпезного памятника писателю Чехову,когда-то пробывшему в Шантарске по неведомым причинам всего сутки. Он нарочноназначил встречу именно здесь – был слишком неопытен, чтобы засечьквалифицированную слежку, а на набережной любой прилипала поневоле выдаст себя…