Ярость - Юрий Никитин

– Адрес? – выкрикнул он коротко.

– Гм... – сказал второй пилот в задумчивости. Оннаморщил лоб, долго шевелил бровями, наконец развел руками: – Не упомню...Только и застряло в памяти, что дом второй от угла. Там еще олива растет... илито не олива? Может, слива? Тоже олива, если разобраться...

Рэмбок стиснул челюсти, проглотил сдавленно, загоняя вглубьзлость:

– Вспомните, где?

– Конечно, – обиделся пилот. – Я там два разабыл... Так гудели, хорошо гудели...

– Гудели?

– Гуляли, – объяснил радист тупомуамериканцу. – Хорошо гуляли!

– Где гуляли?

– Да за столом же, – удивился радист. – Гдеже погулять как следует? Разгуляться? За столом, да чтобы водочки по литру нарыло, не меньше, мы ж не какие-нибудь там американцы, что рюмочками, как будтокакие-то... словом, потом полдня рачки ползали! Разве таких хороших людейзабудешь? Если машина есть, через полчасика будем там...

– Машина будет, – коротко ответил Рэмбок.

Бронетранспортер понесся, как выпущенный из гранатометареактивный снаряд. Из-под гусениц вылетали мелкие камешки, щепки, разбегалисьперепуганные куры и гуси, кто-то не успел, не до гусей, уже не отдельная страна– вся цивилизация в опасности!

Второй пилот только указывал пальцем, это надежнее, чемвосток или запад, или еще более сложные северо-востоки и юго-северы. Гигантскуюоливу заметили издали, пилот радостно заорал:

– Вот!.. А вот крыльцо, с которого я блевал!

Рэмбок взлетел на высокое крыльцо раньше, чембронетранспортер не то, что остановился, а хотя бы замедлил ход. Принялсяяростно колотить в запертые двери, бил кулаками и прикладом, орал и стучалобеими ногами, уже зная, что сербы и русские не зря друзья – не разлей вода, ите, и другие тяжелы на подъем. Сейчас там серб, то есть, русский командиркорабля, сопит и чешется, спьяну пытаясь понять, что это за шум, а потом будетдолго соображать, с какой стороны стучат. Когда же наконец поймет, ещеподумает, пойти ли открывать или же плюнуть на все и лечь спать.

– Открывай! – орал он. – Открывай, матьтвою!.. Москва горит!.. Да что там Москва, твое добро горит!.. Тряпки уносят!!!Как ты можешь спать?

По ту сторону двери бухнуло, словно матерый кабан упал скровати. Зашлепало, теперь уже будто огромный гусь выбрался из болота и спешилк двери, наступая мокрыми перепонками себе же на лапы. Загремел засов, такиеРэмбок видел в кино о первопоселенцах континента, грюкнуло, за дверью ойкнуло,кто-то выругался.

Дверь распахнулась. На пороге стоял полуголый мужик, палецдержал во рту, зализывая, как дворовый пес, ссадину. На Рэмбока смотрел соткровенным недружелюбием, словно это американец ему прищемил палец.

– Какого хрена... – начал он, глаза его скользнуличерез плечо Рэмбока по лицам командос. – Что за рылы свинячьи?.. Илитаможня уже приходит на дом?

Рэмбок спросил торопливо:

– Ты командир?

– Ну?

– Командир? – переспросил Рэмбок, он не могвспомнить, что в русском языке означает «ну»: отказ или согласие. –Командир самолета?

– Ну, – повторил мужик. Его мутные глаза сотвращением окинули подтянутого атлета с головы до ног, раздели, истоптали изаплевали, а тряпки бросили у крыльца собаке на подстилку. – Чо надо?

– Мне нужен командир русского самолета, – сказалРэмбок, его корчило от нетерпения, в груди сердце едва не выпрыгивало отзлости, что ничего не надо делать.

– Я и есть командир русского самолета, – ответилмужик. – Савельевский Иван. А ты чо за рыло?

– Майор Рэмбок, командир отряда коммандос специальногоназначения! – отчеканил Рэмбок. – А это мой помощник, капитан МайклДудиков. В России переворот! Могут начаться беспорядки. Нас послали вам напомощь. Нужно срочно вылетать! Быстрее хватайте чемодан, мы должны лететьобратно в Россию.

Глаза командира корабля, назвавшегося Иваном Савельевским,стали еще недружелюбнее.

– Чего? – сказал он. – Пошел ты... Пока непридет письменный приказ... да еще со всеми печатями... Да не по факсу! Пофаксу я и сам тебя пошлю. А то и без всякого факса, по-старому... Да хрен знаетчто за переворот... Может как раз тут и лучше отсидеться... Тут все толстые исытые!

Рэмбок ощутил отчаяние, как чувствовал провал, за спинойтрое коммандос хмуро и молча сопели. Только Дудиков внимательно посмотрел накомандира корабля, вежливо отодвинул Рэмбока, улыбнулся и сказал негромко,голос звучал заговорщицки:

– Это непростая операция. Мы полетим сразу в Пермь,минуя все таможни. Таков приказ, согласованный с вашим командованием. А после завершениякаждый получит денежную премию.

Насчет командования врал, но командир внезапно расцвел,расплылся в улыбке:

– Минуя таможню?

– Минуя, – подтвердил Рэмбок, он все еще непонимал, что такого важного сказал его заместитель. – Время дорого. Таковприказ. А что?

– Дорогой, – ответил русский почему-то с восточнымакцентом, – что ты сразу не сказал, что родина в опасности? Какие тогдапроблемы, когда дан приказ ему на запад, ей в другую сторону? Летим, летимсейчас же, пока ваше командование не передумало... Дорогие мои миротворцы!

Он ринулся в дом, через секунду выскочил уже одетый, вправой руке чемодан перекашивал его на сторону, за плечами рюкзак невероятныхразмеров, а в левой руке он держал две чудовищных размеров сумки, что трещалипо швам.

Дудиков подмигнул своему командиру. Рэмбок сердито засопел,не хотелось признаваться, что его заместитель, потомок русских колонистов, всеже сориентировался быстрее.

– И денежная премия будет! – напомнил он.

– Заткни ее себе в задницу, – отмахнулся командиркорабля с чисто славянским великодушием. – Я знаю сколько бумаг испишут,наобещают, а потом все где-то похоронят. Нам даже зарплату три месяца невыдают!.. Мне бы только таможню пройти... А ежели вовсе без таможни...

Он спустился с крыльца, отмахиваясь от коммандос, нопозволил подсадить себя в бронетранспортер. Мотор взревел, они понеслись попустой пыльной улице, взметая щепки, камешки, оставляя дымный след, будтокоммандос уже не боролись за чистоту окружающей среды.

Самолет выглядел безжизненным, хотя Рэмбок распорядился,чтобы готовили к полету. К их приезду могли бы хотя бы прогреть моторы.

Бронетранспортер остановился возле трапа так точно, чтокомандир самолета одобрительно крякнул, хлопнул Рэмбока по плечу. Командоспосыпались через борт как горох, взлетели как черные коты по трапу, исчезливнутри самолета. Рэмбок шел сзади командира, что стонал и раскачивался подтяжестью поклажи. Он уже остановился бы перевести дух, но Рэмбок, тихо подвываяот ярости, чуть ли не зубами поддерживал рюкзак на весу, чтобы командируоставались только чемодан и сумки.