Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Ф. Саусверд

— Ну не выходит сразу вынести, — объяснял Рагозин, — в караул заступили такие гады, что трясут буквально всех.

Прошла неделя, вопрос не прояснялся. Гестапо тянуло. Во-первых, прошло мало времени со дня прибытия Судмалиса и не все его соратники были ясны для Ланге. Во-вторых, дай ему оружие и оставь этого Андерсона с ним на несколько дней наедине, он раздаст пистолеты, гранаты своим соучастникам и они такие бои при задержании устроят, что как потом отчитываться за трупы гестаповцев у дверей?

Так что раздвоенность чувств, правда иного, тактического плана, наличествовала и у Ланге с Тейдеманисом и Пуриньшем. Бесконечно тянуть они боялись: распознает Судмалис игру Рагозина и Гудловского, тогда все, конец.

— А вдруг застрелится, увидев, что обложен? — спросил Панцингер доктора Ланге по телефону. — Не тяните. И никаких ему гранат. Скажите, что позже будут. Хватит играть на моих нервах. Кончайте операцию.

16 февраля Гудловский наконец-то сообщил Судмалису, что послезавтра тот может прийти за оружием. В этот же день Степан предупредил хозяйку своей квартиры, что 18 февраля явится некий Имант, которого он сам встретит. 17 февраля по просьбе Судмалиса его верный помощник Джемс Банкович посетил квартиру Микелсоне и вынес оттуда в чемодане шрифт для типографии.

Очевидно, Имант полагал до последнего момента, что, заполучив пистолеты, причем по два-три на человека, ребята сумеют отбиться и рванут из города разными путями. Он рассчитывал на это, иначе зачем ему было обзаводиться оружием? Он использовал последний шанс, который стал для него роковым, но от которого он не мог отказаться во имя надежды на спасение других. Если бы речь шла о нем одном, то испарился бы в момент. Уж что-что, но проходные дворы в центре Риги и особенно Старого города, где он работал до войны, он знал отлично. Но это все использовать для самого себя, как дезертиру? Нет, не такое воспитание получил он в подполье буржуазной Латвии и при нынешней оккупации.

Детально момент задержания Иманта Судмалиса описан в воспоминаниях хозяйки квартиры, где проживал Гудловский.

Итак, 18 февраля 1944 года, вечер между девятнадцатью и двадцатью часами. На улице темно, в доме, на лестничной клетке тоже: война, света почти нет, у потолка чуть проблескивает синяя лампочка. Первыми в квартиру проходят Рагозин и Гудловский — через кухню в комнату. Здесь, наверное, уместнее вспомнить рассуждения оберфюрера Панцингера о сцене и темных углах, которые заняли свои люди. Через четверть часа в кухню, где кушали хозяйка с мужем и детьми, вошел Имант. Он был молодым, выше среднего роста физически развитым мужчиной, хорошо сложенным. Был одет по тогдашней моде в длиннополое пальто, в шляпе.

Его правая рука была опущена в карман пальто, он был вооружен. Имант оценивающе осмотрелся. Он ничего не говорил, ни о ком не спрашивал. Без сомнения, таким же стремительно собранным он поднимался на пятый этаж дома, где из каждой квартиры, расположенной на лестничном марше, грозила опасность: вдруг двери раскроются и… Ситуация внутри дома была для Судмалиса явно невыгодной. Если бы он мог до своего визита послать кого-то в этот дом и в эту квартиру, определить обстановку. Но по условиям конспирации этого не делают. Раз договорились — значит договорились. Пришел бы посторонний, так Рагозин с Гудловским его еще на тот свет отправили бы, как Смушкина. Нет, рисковать можно только собой. Поэтому Имант и явился сам.

Но все же он был взволнован, взвинчен как всей обстановкой последних дней, так и тянучкой с оружием и необходимостью шагать и шагать по ступенькам этого угрюмого дома. Разве он не слышал о квартирах-ловушках политической полиции буржуазной Латвии и гестапо в эти черные дни фашизма на его земле? Конечно слышал и знал о таких фокусах. Может быть, его успокоил вид кушающих детей, он чуть расслабился, но тем не менее вопросительно глянул на хозяйку. Она сказала, что в комнате его ждут. Он вошел туда не вынимая руки из правого кармана пальто.

— О, Имант, привет, — воскликнул Гудловский, — все в порядке.

— Где оружие? — спросил Имант.

— Да дай же поздороваться, — встал с дивана Рагозин и протянул руку, настоящую лапищу.

— Здорово, — кивнул Имант, не вынимая руку из правого кармана пальто. — Я спешу, внизу меня ждут, — соврал он, — давай ящик или что там, и я пошел.

— Ты один не унесешь, мы тебе поможем, — сказал Гудловский, — а оружие надо принести сюда, оно в квартире ниже.

— Какого черта. Ты его не мог принести сюда? А если хозяин той квартиры куда-то вышел на пять минут?

Имант понял, что он в ловушке: «Зачем я пришел сюда? Эти два быка не могли доставить один-два ящика в место, указанное мною, в Шмерли, например? А там до дома Буки я с ребятами дотащил бы сам. Сейчас Степан уйдет. К кому?»

— Да не волнуйся ты, я мигом, одна нога здесь, другая там, — и Гудловский вылетел пулей из комнаты.

Когда дверь на кухню приоткрылась, Имант увидел переставших есть хозяев и детей, по-видимому взрослые слышали обмен репликами.

«Еще дети здесь, как на беду, и ведь не предупредил меня Степан об этом. А если стрельба? Дьявольщина!»

Рагозин набычившись смотрел на него. Имант выложил последний аргумент:

— Слушай ты, постная рожа, я стреляю из кармана без промаха. Если почувствую лишнее движение, разряжу всю обойму тебе в живот или в спину, как придется. Пойдешь вниз первым. Понял?

— Да ты что, Имант, побойся бога! Не дергайся.

Между тем Гудловский, принеся один ящик, понесся за другим, притащил и его. Дышал тяжело. Ящики были по-видимому тяжелые, в них лежали пистолеты.

— А гранаты? — спросил Имант.

— Будут, но попозже, — сказал Гудловский.

«Какой резон ему было бегать дважды вниз, тащить ящики наверх и теперь опять идти вниз. Могли спуститься, взять мимоходом оружие и удалиться. Кто-то увидит меня на этой лестнице? Бог с ним, раз так, пусть видит, ведь он свой, если хранил пистолеты» — это была предпоследняя мысль Иманта.

По свидетельству хозяйки, они вышли из квартиры в таком порядке: первым Имант с ящиком, за ним Гудловский — со вторым и Рагозин. На первой же по ходу лестничной площадке Имант приостановился и глазами показал Рагозину — иди вперед. Тот пошел первым, успев, обгоняя Степана, обменяться с тем взглядом. Затылком Имант чувствовал нервное дыхание Гудловского и надвигающуюся фатальную неизбежность развязки. Примерно те же флюиды перебегали от Иманта к Рагозину, широкая спина которого была безошибочной мишенью и должна была бы принять пули, уготовленные для таких предателей, как он, но этого не случилось. Около квартиры, откуда таскали оружие, Гудловский поднял свой ящик повыше и нанес хорошо рассчитанный удар по затылку и шее Судмалиса. «Конец», — мелькнула последняя мысль. Имант потерял сознание и упал. Рагозин перекрестился и вытер платком пот со лба, щек и своей жилистой шеи. Из квартиры первого этажа вывалились Тейдеманис, Пуриньш, их подчиненный Борис Лукстиньш, который почти шесть месяцев вел разработку виновников подрыва эшелона 20 октября на Югле и взрыва на Домской площади, т. е. группы Судмалиса, и Эрис. Лукстиныи и Эрис сразу бросились к ничком лежавшему Судмалису, щелкнули наручники, из правого кармана его пальто они извлекли пистолет, из левого — гранату, из кармана брюк — еще одну.