Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Ф. Саусверд

Данное ему поручение Гудловский исполнил пунктуально. Он рассказал обо всем Балоду, Грому, самому Судмалису. Как мог среагировать по-иному, кроме как не по уставному, а условно по-партизанскому Имант Судмалис? Сказать, что я не пойду к незнакомым мне по боевой работе людям? Конечно, он сказал: «Есть, слушаюсь!», не вслух там, не в парадном строю стоял, но таков был смысл его последующих действий. Надо было собираться и идти. Тем более, что товарищи из отряда так тщательно для него все готовили: и несколько новых явочных квартир, и опытных связников, и оружие прямо на месте боевых действий. Такое внимание, такая забота! В предыдущие периоды подпольной работы он такого подспорья не имел. Обо всем самому приходилось раздумывать. Принципиально было решено, что он выходит в конце января. Рагозину передали привет, чтобы он поправлялся, не болел.

К началу двадцатых чисел января на столе у Ланге лежали сведения, что Судмалис с типографским наборщиком Озолиньшем прибудут в Ригу 27 или 28 января. Было решено немедленно арестовать Валю — Веронику Слосман. Зачем дожидаться, что бы они встретились? Обстановка менялась ежедневно. Раз он уже выезжает в Ригу, то Валя на свободе не нужна. Дуэт опытных подпольщиков — это уже сила. Когда Ланге давал санкцию на ее арест, он бросил довольному громиле Тейдеманису:

— Учтите, что если они сошлись бы, Судмалис и Слосман, они могли бы весьма успешно разобраться с тем, кто есть кто в разыгрываемом нами водевиле с переодеваниями. Панченко и Граф могут здорово полинять в представлении Судмалиса, и он уйдет от нас в такой глубинный омут подполья, что мы ничего не увидим, кроме лопающихся пузырей после его исчезновения. Не может быть, чтобы он ни о чем не догадался бы, если Слосман расскажет ему, что здесь происходило, а Ликумс и Бриежкалне не дополнят ее рассказа своими наблюдениями.

— Пусть делятся лучше с нами, — Тейдеманис сиял. — Разрешите выполнять?

— Да, завтра утром.

На следующий день, 22 января 1944 года, Слосман Вероника Михайловна была арестована. Одновременно были задержаны и препровождены в тюрьму героические женщины-мученицы Сопротивления Эмилия Бриежкалне и Мария Ликумс. 23–24 января агенты гестапо, с которыми мог по прибытии встретиться Судмалис, были дополнительно проинструктированы: по собственной инициативе рассказать ему о провале в фотоателье, этим они наберут дополнительные баллы доверия у Иманта, а он убережется от засады в доме Ликумс, оставленной там, на случай появления других птичек, меньшего калибра.

Итак, 27 января 1944 года И. Судмалис и В. Озолиньш прибыли в Ригу. Из Освеи до Лудзы, откуда шел поезд, их провожала группа партизан под командованием Павла, того самого, который встретил Графа в доме Тони. В деревне Маслово сагитировали местного мужика отвезти их в Лудзу на санях. Тот расхрабрился и пообещал доставить к самому вокзалу, но при въезде в город струхнул и велел вылезать. Судмалис похлопал дядьку по плечу в знак признания его благоразумия, ухарски сбил набекрень свою шляпу с пером, надетую для придания облику легкомысленности, и с напарником затопал пешочком. На станции они свели дружбу с полицейскими, у которых были тяжелые чемоданы, и заслужили их расположение, неся багаж.

По идее, гестапо могло схватить Судмалиса в день приезда или на второй-третий день. Однако этого делать не стали. Ланге это выразил так:

— Сам он ничего нам не расскажет. О своих сообщниках? Да никогда в жизни! Не тот это человеческий тип, это вам не Гаецкий. Надо выявить его ближайших друзей, взять их, схватить его и выколотить из сообщников показания. Такова была генеральная установка.

Разместив привезенное с собой немудреное типографское оборудование в столярной мастерской Букса по улице Бривибас гатве 84, Судмалис и Озолиньш в начале февраля стали готовить на нем антифашистский текст широкомасштабного характера.

После встреч с друзьями, Имант послал в расположение отряда своего связного., который передал его, Судмалиса, категоричное мнение, что Гаецкий работает под диктовку противника, а судьба Кура-нова вообще неизвестна, возможно, он арестован, не исключено, что и в помине его нет…

Связной сообщил и еще один вывод Иманта: в рижском подполье, во всяком случае в его окружении, действует провокатор и, вероятно, не один.

Не теряя времени, Имант организовал в отношении себя проверку. Арвид Балодис, Малдс Скрейя и Алма Микелсоне располагались незаметно на лестничных площадках домов, в магазинах у витрин, в каждом случае около зданий, которые должен был посетить Судмалис. И так несколько раз. В трех случаях из пяти они видели, что за обычно быстро идущим Судмалисом широко шага ли, иногда переходя на легкий полубег вприпрыжку, личности, поведение которых не оставляло сомнений в их намерениях — слежка. При подходе к новой явочной квартире, к дому Зенона, и еще в одном эпизоде филеры за ним не появлялись, испарялись. Значит, они были не нужны, все станет известно гестапо и без них. Следовательно, те, к кому в такой-то час он приходил, — внутренние провокаторы подполья?

Убедившись в том, что он находится под жестким прессингом наблюдения, Судмалис имел еще время и возможности для бегства из Риги. Можно было исчезнуть, скрыться от всевидящих глаз гестапо. Но так были запрограммированы истинные патриоты, так был сконструирован он сам, что позволить себе спастись бегством от организации, от друзей, не сделав всего, чтобы вывести их из-под удара, — он не мог. Да, он понимал, что, используя адреса верных соратников: Алмы Микелсоне на улице Харманя 15, Бука на Бривибас гатве, художника Элиаса на улице Путну, останавливаясь у них, ночуя, используя их кров, он навел на них ищеек из гестапо. Надо было теперь их спасать. Это дело его чести как профессионального революционера. Но как? Он не сомневался, что квартиры эти обложены охотниками за черепами. Но бросить в опасности своих друзей, которые дали ему ключи не только от своих жилищ, но и от своих сердец, он тоже не мог! В этом заключалась трагедия. Долг и жизнь, что важнее? Судмалис выбрал долг. В эти дни он говорил Алме:

— Ты знаешь, я могу сравнивать. Так вот, в те месяцы, до взрыва на площади, нам несмотря ни на что, хотя гестапо неистовствовало и все ищейки стояли на ушах, но было легче. Групп Сопротивления было несколько, бежавшие из плена ребята были активны. Но часть из них ушли в отряд, многих арестовали. Теперь, как я чувствую, мы одни, как шары на бильярдном столе катаемся. Или нас пытаются толкать туда-сюда чужие руки. Седлениекс. Кто мог подумать?

— В отряде должны были думать, — ответила Алма. — Если ты, узнав о нем, все понял, почему они не могли раньше прислать своего опытного товарища с ним повидаться? Зачем такая активность с его стороны, если так легко, как ты говоришь, можно было бы с октября месяца запеленговать?

— Верно, так все и произошло. Схватили и заставили против своих выстукивать тексты, — бросил Имант. — Вот что, Алма, получу на днях пистолеты, снабжу всех вас оружием и надо уходить, по крайней мере со своих квартир, убрав все улики. Спрятаться у друзей — и прощай Рига.

С оружием дело затягивалось. Еще 5 февраля во время встречи с Рагозиным и Гудловским они обещали достать оружие буквально днями. На складе у них свои люди, все договорено. Немножко надо подождать.