Сталинские маршалы в жерновах политики - Юрий Рубцов

Правда, 27 октября под ударом многократно превосходящих сил врага, применившего 125 танков, пришлось оставить Волоколамск, но войска отошли на заранее подготовленный рубеж, по-прежнему перекрывая путь к столице.

На следующий день произошел эпизод, вызвавший крайнее возмущение Рокоссовского. В штаб армии прибыл генерал армии Жуков во главе специальной комиссии для расследования обстоятельств сдачи города. Константин Константинович был убежден, что никакой необходимости в подобном разбирательстве и примерном наказании виновных нет, и потому подчиненных в обиду не дал.

Надо сказать, что во время битвы под Москвой служебные отношения между двумя полководцами складывались уже иначе, чем раньше. Рокоссовский объяснял это так: «Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит»[255].

За этими размышлениями крылся принципиальный для понимания взаимоотношений Жукова и Рокоссовского эпизод, широко освещенный в литературе. Напомним, что когда бои приблизились к Истринскому водохранилищу, командующий 16-й армией предложил отвести вверенные ему войска за водоем и оборону организовать там. Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли, на взгляд Рокоссовского, прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было организовать прочную оборону, притом небольшими силами — такими доводами обосновывал командарм свое предложение. Но Жуков категорически запретил это делать. Когда же Рокоссовский, будучи абсолютно уверенным в своей правоте, получил согласие на указанный маневр со стороны начальника Генерального штаба маршала Б.М. Шапошникова, командующий Западным фронтом свой запрет подтвердил самым категорическим образом. А затем состоялся очень тяжелый телефонный разговор. «.. Я вынужден был ему заявить, — говорил Рокоссовский о Жукове, — что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день грубость переходила всякие границы».

Столкнулись два характера, два взгляда на подобные критические ситуации. Как и Жуков, Рокоссовский не страдал отсутствием твердости, воли и целеустремленности. Но, настаивая на том, что высокая требовательность — необходимая и важнейшая черта военачальника, Константин Константинович тут же подчеркивал: железная воля должна непременно сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. При этом полководец не только декларировал этот принцип, но и непременно руководствовался им, умел поправить подчиненного, не задевая его самолюбия и щадя авторитет. Это, к слову, не мог не оценить и Жуков: «С Константином Константиновичем Рокоссовским… мы… хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом».

Георгий Константинович подчас и сам понимал, что его грубость излишня. К.К. Рокоссовский в одном из фрагментов, исключенных идеологическими цензорами из первого издания книги, описывает эпизод Московской битвы, когда танковые части противника на истринском направлении потеснили 16-ю армию. Рассерженный Жуков прибыл в ее штаб вместе с командующим соседней 5-й армией генералом Л.А. Говоровым.

— Что, опять немцы вас гонят? — с иронией спросил комфронтом. — Сил у вас хоть отбавляй, а вы их использовать не умеете. Командовать не умеете!.. Вот у Говорова противника больше, чем перед вами, а он держит его и не пропускает. Вот я его привез сюда для того, чтобы он научил вас, как нужно воевать.

В этом упреке было много несправедливого: против 5-й армии действовали только пехотные дивизии, а против 16-й — танковые.

Жуков вышел в соседнюю комнату, чтобы по телефону связаться со штабом фронта. Оттуда ему сообщили, что за время его отсутствия части 5-й армии отошли под ударами противника. Надо было видеть, как был взбешен Жуков. Он буквально ворвался в комнату, где находились генералы — хозяин и гость, и срывающимся голосом закричал:

— Ты что? Кого ты приехал учить? Рокоссовского?! Он отражает удар всех немецких танковых дивизий и бьет их. А против тебя пришла какая-то паршивая моторизованная и погнала на десятки километров. Вон отсюда на место! И если не восстановишь положение…

Видимо, поняв неуместность столь жестких упреков в адрес командарма-16, Жуков, как вспоминал Константин Константинович, «слегка, в сравнении со своими обычными нотациями, пожурил нас и сказал, что едет наводить порядок у Говорова»[256].

Войска генерала Рокоссовского выстояли. А затем в составе фронта перешли 5 декабря в контрнаступление. 16-й армии принадлежит честь освобождения важного железнодорожного узла Крюково, а затем городов Истры и Волоколамска. В эти дни армия и народ, наконец, узнали, кого советская печать в многочисленных публикациях прятала за псевдонимом «командир Р.». 13 декабря 1941 г. во всех центральных газетах были опубликованы фотоснимки Г.К. Жукова и командующих армиями Западного фронта с подписями.

Авторитет Константина Константиновича, как военачальника, был к этому времени настолько велик, что творил буквально чудеса. 21 января 1942 г. управление и штаб 16-й армии получили приказ сдать подчиненные войска соседним армиям, а самим перейти в район Сухиничей и принять в подчинение часть дивизий 10-й армии генерала Ф.И. Голикова. Последний действовал неудачно, и город был захвачен противником. Командующий фронтом приказал Рокоссовскому вернуть его назад, но при этом предупредил: ни на какие дополнительные силы командарм рассчитывать не должен.

На месте сил для наступления оказалось крайне мало. Тогда командующий прибег к военной хитрости: путем ложных радиопереговоров и перемещений войск была создана видимость, будто 16-я армия прибыла сюда в полном составе для развертывания широких наступательных действий. Замысел удался: немецкий генерал, не вступая в бой, сам отвел свою пехотную дивизию из Сухиничей.

Когда начальник штаба 16-й армии генерал Малинин доложил об этом Жукову, тот не поверил сообщению, потребовал личного доклада от самого Рокоссовского. Один военачальник поздравил другого с блестящим успехом, но тут же дал директиву наступательными действиями изматывать противника, не давать ему закрепляться. По мнению Рокоссовского, директива не учитывала ситуации, сложившейся на фронте: противник имел превосходство в силах, которое усугублялось морозами и многоснежьем. Наши части выматывались во много раз больше. Рокоссовский представил Жукову обстоятельный доклад о положении войск с предложением перейти к обороне, но прежний приказ о продолжении наступления был оставлен в силе.

В эти дни Константина Константиновича тяжело ранило. Осколок снаряда задел позвоночник и пробил легкое. Командарму сделали операцию в полевых условиях и эвакуировали санитарным самолетом во фронтовой сортировочный эвакогоспиталь, где было принято решение повторно прооперировать его.

По воспоминаниям главного хирурга госпиталя, поздно ночью ему позвонил А.Н. Поскребышев, помощник Сталина, поинтересовался состоянием здоровья полководца. А рано утром в госпиталь прибыл начальник Особого отдела НКВД Западного фронта Л.Ф. Цанава и недружелюбным тоном стал задавать вопросы, сознают ли врачи ответственность за жизнь Рокоссовского, все ли необходимое сделали? Через двое суток обнаружилась пропажа: из истории болезни генерала исчез вкладной лист, заполненный хирургом сразу после поступления командарма в госпиталь. Контрразведчики подстраховались, чтобы в случае печального исхода было против кого сфабриковать «дело». Но все обошлось. Через две недели Рокоссовский впервые встал с постели и начал передвигаться по госпитальной палате. А 28 мая 1942 г. он убыл на фронт.