Опиумная война - Ребекка Куанг

— Я сожгу тебя кусочек за кусочком, — сказал Алтан так нежно, словно говорил с возлюбленной. — Начну со ступней. Раз за разом, и ты постоянно будешь в сознании. Раны будут подпалены, поэтому ты не умрешь от потери крови. Когда твои ступни обуглятся, совершенно почернеют, я перейду к пальцам на руках. Они отвалятся один за другим. Я соберу обугленные обрубки на веревку и повешу тебе на шею. Когда я закончу с руками и ногами, то займусь гениталиями. Я буду поджаривать их так медленно, что ты обезумеешь от боли. А потом сгоришь.

Глаза пленного дернулись от ужаса, но он покачал головой.

Тон Алтана стал еще мягче.

— Но все может быть и по-другому. Твоя дивизия позволила нам тебя забрать. Ты ничего им не должен. — Его голос стал утешающим и гипнотическим, почти нежным. — Остальные хотели тебя казнить. Публично, перед гражданскими. Они бы разорвали тебя на куски. Зуб за зуб. — Голос Алтана наполнился нежностью. Когда Алтан этого хотел, он мог быть таким прекрасным, таким привлекательным. — Но я другой. Я разумен. Я не хочу причинять тебе боль. Мне просто нужно сотрудничество.

В горле у солдата заклокотало. Его взгляд шнырял по лицу Алтана, пленный был совершенно сбит с толку, пытался прочитать что-нибудь по лицу Алтана, но ничего не выходило. Алтан одновременно носил две маски, был двумя противоположностями, и пленный не знал, чего от него ожидать.

— Только ответь, и я тебя отпущу, — мягко произнес Алтан. — Ответь, и ты уйдешь отсюда.

Пленный молчал.

— Нет? — Алтан вгляделся в лицо пленного. — Ну ладно.

Огонь вспыхнул вдвое ярче, в воздух взметнулись искры.

Пленный съежился.

— Голин-Ниис!

Пламя Алтана по-прежнему находилось в опасной близости от глаз пленного.

— Подробнее.

— Мы никогда не собирались захватывать Хурдалейн, — выплюнул пленный. — Целью всегда был Голин-Ниис. А как только началась война, вы стянули лучшие дивизии к побережью. Идиоты. Нам и не был нужен этот прибрежный городишко.

— Но как же флот? — спросил Алтан. — Хурдалейн служил местом высадки ваших войск для всех атак. Вы не доберетесь до Голин-Нииса, не пройдя через Хурдалейн.

— Есть другой флот, — просипел пленный. — Много кораблей к югу от этого жалкого города. Армия нашла проход через горы. Неужели вы такие идиоты, что надеялись сохранить его в тайне? Наши войска идут прямо на Голин-Ниис. Вашу столицу сожгут, наша армия врежется в сердце вашей страны, а вы застряли в этом жалком городишке.

Алтан убрал руку.

Рин машинально съежилась, ожидая, что он снова ударит.

Но Алтан потушил пламя и снисходительно похлопал пленного по голове.

— Молодец, — прошептал он. — Спасибо.

Он кивнул Рин и Чахану, показывая, что можно уходить.

— Погоди, — выпалил пленный. — Ты же сказал, что отпустишь меня.

Алтан закатил глаза к потолку и вздохнул. За его ухом к шее текла тонкая струйка пота.

— Конечно. Я тебя отпущу.

Он шлепнул ладонью по шее пленного. Брызнула кровь.

На лице пленного застыло изумление. Он испуганно засипел в последний раз. Потом его глаза закрылись, а голова упала. Воздух наполнил запах жареного мяса.

Рин почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Прошло немало времени, прежде чем она вспомнила, что нужно сделать вдох.

Алтан встал. В тусклом свете проступили вздувшиеся вены на его шее. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, как курильщик опиума, как будто только что наполнил легкие наркотиком. И повернулся к ним. В темноте его глаза светились ярко-красным. И в них не было ничего человеческого.

— Отлично, — сказал он своему заместителю. — Ты был прав.

Во время допроса Чахан ни разу не пошевелился.

— Я редко ошибаюсь, — сказал Чахан.

Бацзы громко зевнул, поморщился и потянул шею. Утреннюю тишину прорезал хруст. На речном сампане негде было лечь, и потому спать приходилось короткими промежутками и скрючившись. С минуту Бацзы сонно моргал, а потом вытянул ногу к другому борту узкой лодки и ткнул по ноге Рин.

— Могу заступить на вахту.

— Ничего, все в порядке, — отозвалась Рин.

Она сидела, сунув руки под мышки и подавшись вперед, так что голова лежала на коленях. Рин равнодушно взирала на течение реки.

— Тебе стоит поспать.

— Не могу.

— А ты попытайся.

— Я пыталась, — отрезала Рин.

Она не могла заставить умолкнуть голос Талву в своей голове. Она слышала прочтение гексаграммы лишь один раз, но не могла забыть ни одного слова. Они отпечатались у нее в мозгу, но сколько бы раз она их ни повторяла, Рин не находила такого объяснения, от которого бы не накатывал ужас.

Он придет с огнем, со смертью… Как будто горит, как будто умирает… У него потоком льются слезы… Кто-то познает радость, снося головы врагам…

Она привыкла считать, что пророчества писаны вилами по воде и лишь смутно приближаются к истине, если вообще имеют какую-то ценность. Но слова Талву не были смутными. Голин-Ниис ожидала ясная судьба.

«Ты получила двадцать шестую гексаграмму. Сеть». Чахан сказал, что сеть означает ловушку. Но для Голин-Нииса ли? Установлена ли уже ловушка, и не направляются ли они прямиком навстречу смерти?

— Ты так себя измотаешь. От нетерпения лодки не поплывут быстрее, — сказал Бацзы. Он наклонил голову в сторону, пока снова не послышался хруст. — И мертвых ты этим не оживишь.

Они спешили вверх по реке Голин, пытаясь в самый короткий срок совершить путешествие, верхом на лошади занявшее бы месяц. Агаша тащил их по реке с ослепительной скоростью. И все же потребовалась неделя, чтобы добраться до заросшей пышной зеленью дельты, где стоял Голин-Ниис.

Рин посмотрела на нос лодки, где сидел Алтан. Он наклонился к Чахану — они, как всегда, о чем-то перешептывались. Так продолжалось с тех пор, как они покинули Хурдалейн. Чахан и Кара были связанными близнецами, но складывалось впечатление, что Чахан связан с Алтаном.

— Почему командует не Чахан? — спросила Рин.

Бацзы смутился.

— Ты о чем?

— Я не понимаю, почему Чахан в подчинении у Алтана.

Перед Женщиной он провозгласил себя самым могущественным шаманом во вселенной. Рин в это верила. Чахан путешествовал по миру духов, словно жил там, словно сам был богом. Цыке с легкостью спорили с Алтаном, но она никогда не видела, чтобы кто-нибудь противоречил Чахану. Алтану они были преданы, но Чахана боялись.

— Предполагалось, что он станет командиром после Тюра, — объяснил Бацзы. — Но когда появился Алтан, его отодвинули.