Последний самурай - Хелен Девитт

Я его плохо описал или вообще забыл. Он, в общем, был прав, со временем становилось скучно, но, с другой стороны, вообще-то, было не важно, что именно он говорит. Видно было, что он способен в человеке, видевшем в четыре года, как всех мужчин в его семье выстроили и пристрелили, а всех женщин изнасиловали и пристрелили, пробудить желание играть в шахматы. Когда ты с ним, хотелось и дальше быть с ним, что бы он ни говорил. Если ты шутил, а он смеялся, хотелось десять раз пройтись колесом. Я хотел, чтобы он был рядом десять лет или хотя бы пять, пусть он даже из тех родителей, которые ставят рамки, пусть даже трудно вообразить, как жизнь с ним допускает изучение греческого в разумном возрасте, пусть даже мальчик и девочка наверняка смотрят «Улицу Сезам», а он, наверное, считает, что это примерно их уровень. И я подумал: А вдруг он расхочет?

Потом я подумал: А вдруг Сибилла рассказала Маленькому Принцу, что же она хочет забыть? Когда я спрашивал, она всегда отвечала Да не важно или Ну, вообще-то, непонятно, на что я жалуюсь, меня же все-таки не пытали. Хоть об этом мне хватило ума не поминать. Я подумал: Я хочу, чтоб он попробовал все преодолеть, чтоб я и дальше с ним виделся. Я подумал, что хотеть такого — слабость и трусость, и слабость и трусость — хотеть, чтобы Маленький Принц сказал подожди еще немножко, а раз я слабак и трус, значит я и впрямь сын своего отца. Но я не мог сказать давай, вперед.

Я сказал

Может, дадите шанс Оскару Уайльду?

Он сказал

Что?

Я сказал

Можем посмотреть «Как важно быть серьезным». Я сбегаю в «Блокбастер» и возьму.

Он сказал

Да ладно.

Потом сказал

Ну ладно.

Я вышел через переднюю дверь. Карточка видеопроката жила у меня в кармане, потому что Сибилла вечно все теряет, и у меня было £ 1,50. Я бегом бежал до самого «Блокбастера» — мало ли, вдруг бы он решил выпить таблетки до моего возвращения.

В зале «Блокбастера» все было иначе, не как в том, куда ходили мы, и я не сразу нашел кассету. У них были «Семь самураев», но там столько народу твердит, что лучше смерть, чем неминуемое горе, что я решил не рисковать. У них был «Эйс Вентура: Розыск домашних животных»[146], который я давно хотел посмотреть, а Сибилла отказывалась брать; я, впрочем, подозревал, что «Эйс Вентура» будет не так действен, как Уайлд. Наконец я его нашел. Пришлось долго спорить с девицей на кассе, потому что у нас карта другого отделения.

Я сказал

Прошу вас. Мне она очень нужна. Это вопрос жизни и смерти.

Она сказала

Не перебарщивай.

Я сказал

Нет правда это для человека который хочет покончить с собой его держали в заложниках и пытали и его это мучает и я подумал что вдруг ну вдруг «Как важно быть серьезным» поможет потому что когда моя мать грустит Уайльд ее утешает.

Она сказала

Правда, что ли?

Я сказал

Ну, нет, неправда, это моей сестре, она сдает экзамены повышенного, и там всегда просят сравнить пьесу с фильмом, а она никогда не видела фильм. У нас папа безработный, она вкалывает на полставки, у нее вечно времени нет, а экзамен завтра, и, если она плохо сдаст, ей не хватит балла на университет, потому что у нее лучше всего английский, а с французским и социологией она уже опоздала. Согласно последнему опросу «Индепендент», все больше работодателей хотят сотрудников с университетским дипломом.

Она сказала

В третий раз тебе повезет

Я сказал

Ну, вообще-то, это для моих младших братьев. Они сиамские близнецы, с рождения неразделимы, всегда всё делали вместе. Один что-то сделал, и другому тоже надо, но, к сожалению, у них так расположены головы, что они не могут одновременно смотреть в телевизор. Мы пытались зеркало ставить, но тот, кто перед зеркалом, вечно жаловался. Пособия по инвалидности от щедрого правительства хватило на лишний телевизор и видак, на одну-единственную кассету с «Аладдином» и полотенце. Однажды по Би-би-си показывали «Как важно быть серьезным», классическую экранизацию с Редгрейвом и Денисоном[147]; оба близнеца завороженно смотрели. Увы, у матери не было двух пустых видеокассет — предвидя конфликты, она вообще не стала записывать! Не помогло — раз увидев, они захотели посмотреть снова, а когда два сиамских близнеца в ярости вопят, их нелегко игнорировать. В отчаянии мать ринулась в наш местный «Блокбастер», но там нашлась всего одна кассета. Не страшись, сказал я, я поеду в Ноттинг-Хилл и добуду вторую; у них и так, видит Бог, мало удовольствий, и мать согласилась, будучи уверена, что «Блокбастер» нас не подведет.

Она сказала

Что ж ты сразу не сказал

Я сказал

Так вы сразу и не спрашивали

И помчался назад со скоростью миля в пять минут.

Я снова приблизился к двери и постучал. Он открыл тотчас.

Он сказал

Прости, надо было денег тебе дать.

Я сказал, что это ничего. Он в целом как-то просветлел. Отвел меня по коридору в дальнюю комнату, где у них стоял телевизор с видаком. Насыпал чипсов в плошку, а в другую плошку арахиса.

Я включил телик и видак, поставил кино. Сначала была какая-то реклама «Коллекции классики», а потом начался фильм.

Он сидел в кресле и очень серьезно смотрел в экран. Засмеялся, когда леди Брэкнелл сказала Когда придет время, я или твой отец, если только здоровье ему позволит, сообщим тебе о твоей помолвке[148], и засмеялся еще в нескольких местах. Через некоторое время я про него забыл.

Через некоторое время я посмотрел, нравится ли ему кино.

Он отвернулся. У него были мокрые щеки.

Он сказал

Ничего не получится.

Я выключил кассету и нажал перемотку.

Он сказал

Ничего не получится, а у меня мало времени. Они уехали всего на несколько дней. Но попробовать стоило.

Он сказал

Все равно это отчасти помогло. Мне надо написать письма. Я думал, не смогу, потому что важно ведь сказать, что я их люблю, а мне трудно это сказать, потому что с возвращения что-то чувствовал только к собаке. Я им, конечно, говорил, но что-то мне мешает соврать в последних словах. Пожалуй, я переживу, если совру в предпоследних. А тебе правда не повредит.