Искры - Раффи

— Какого вы мнения об учителе? — спросил Аслан, — подходит ли он к должности и сведущ ли в своем деле?

— Препочтеннейший человек! Первый ученый среди армян нашего города.

Аслан притворился, будто совершенно не знаком со школой достопочтенного Симона.

Разговор опять был прерван.

Прислужники внесли на красивых серебряных подносах разнообразные душистые шербеты, сладости и ароматные мучные изделия с миндалем. Пашá собственноручно отобрал наиболее вкусные яства и предложил гостю.

— Попробуйте вот этой «пахлавы»[51] — епархиальный начальник весьма уважает ее. Если он у меня в гостях и не отведает пахлавы, он остается очень и очень недоволен.

— И вполне прав, — ответил Аслан, — прекрасно приготовлена.

— Вы знакомы с ним?

— Нет, пока не пришлось.

Непременно познакомьтесь… Мой искренний совет! Останетесь весьма довольны… Почтеннейший человек… Препочтеннейший… Побывать в Ване и не повидаться с армянским епархиальным начальником, — все равно, что поехать в Рим и не увидеть папу.

— Воспользуюсь вашим советом, — ответил Аслан, — не повидавшись с ним, не уеду из города.

Дружеские связи паши́ и епархиального начальника были нам уже известны и потому стало понятно, почему губернатор убеждал Аслана повидаться «с препочтеннейшим человеком». Паша был уверен, что епархиальный начальник в свою очередь даст о пашé отзыв, как о достойнейшем человеке. Таким образом, в записной книжке путешественника-европейца прибавится еще несколько блестящих отзывов о двух высокопоставленных представителях страны.

— Он мой близкий друг и энергичный помощник во всех моих начинаниях, — выдал сам себя паша, — а я, г. доктор, большой поклонник европейской культуры. Обладай даром чудотворца, я бы в несколько мгновений превратил нашу страну во Францию. Но, к сожалению, это невозможно. Многое нам надо сделать. Мы слишком отстали; чтобы догнать просвещенные народы запада, мы должны делать скачки.

Легкая улыбка скользнула по лицу Аслана.

— Чтобы наладить дело народного образования, нет необходимости в скачках; культура должна развиваться естественным путем, но при одном главном условии, руководство народным просвещением должно быть поставлено на правильный путь и, не отступая от этого пути, стремиться к намеченной цели.

— Ваше замечание вполне справедливо, — ответил пашá с видом знатока. — Но вся беда в том, что наши передовые люди, за редким исключением, недобросовестны. Сколько раз я предлагал великому визирю ассигновать определенную часть взимаемых налогов на местные нужды, но постоянно получал отказ. Необходимо расширить строительство: вы, конечно, видели наши дороги, мосты, водопроводы — все требует капитального ремонта; настоящую причину упадка торговли и земледелия в нашей стране следует искать в плохих путях сообщения.

Турецкие чиновники все до одного умеют прекрасно кроить, но сшить что-либо у них не хватает способностей. Они несравненные мастера составлять всевозможные проекты, но осуществлять их совершенно неспособны. Им только деньги отпускай на осуществление проекта — они в первую очередь свои карманы набьют. В разговоре с европейцами они стараются показать себя людьми свободомыслящими, поклонниками образования, исполненными мечтаний о народном благе и прогрессе, но… к сожалению, неблагоприятные объективные условия служат помехой для осуществления благих порывов.

Исчерпав дипломатическое красноречие, пашá от полуофициальной беседы перешел к обыденным темам: стал жаловаться на желудок, на отсутствие аппетита, бессонницу, ревматизм, на какую-то воображаемую болезнь, которой толком так и не мог объяснить, быть может, стыдясь говорить откровенно.

— Я хочу омолодиться, — заявил он наконец, — омолодите меня, г. доктор; говорят, будто европейские врачи владеют этим секретом омоложения.

— А в чем оно по-вашему заключается? — с улыбкой спросил Аслан.

— Седые волосы становятся черными, старики превращаются в семнадцатилетних юношей.

— Чтоб волосы почернели, употребляют краску, но чтоб старика сделать молодым, в Европе пока не найдено средств.

— А не существует ли такого лекарства чтоб хоть немного прибавить сил… мощи… — В этом вопросе пашá показал себя настоящим турком. Он пытался представиться развитым, образованным, разрешающим экономические и общественные вопросы, а оказался человеком, одержимым предрассудками. Он требовал эликсира, которым восточные дервиши обольщают властителей страны. Аслан вежливо обошел молчанием его просьбу.

— Мне передали, что ваш сын болен, прикажите проводить меня к нему.

— Ну зачем вам беспокоиться, он сам может придти к нам, — ответил пашá, видимо, не желая, чтоб доктор посетил гарем, где находился больной.

Через несколько минут евнух ввел в зал десятилетнего, довольно слабого с виду, но хорошенького мальчика, одетого в красиво расписанный золотом темно-розовый турецкий костюм. Мальчик страдал перемежающейся лихорадкой. Аслан осмотрел больного, дал несколько советов и обещал прислать лекарств.

Во время беседы с пашóй, затянувшейся довольно долго, Аслан показал себя талантливым дипломатом. Он больше заставлял говорить пашу, чем сам говорил. Он был так привлекателен в обращении, что пашá, казалось мне, влюбился в него. И в самом деле, он заявил, что был бы весьма счастлив иметь при себе такого врача; он создаст для него все удобства, если г. доктор соблаговолит, пока он в городе, поселиться у него во дворце.

Аслан поблагодарил пашу, но отказался; к сожалению, он не может воспользоваться столь лестным предложением его высочества, так как предполагает пробыть в городе лишь несколько дней, но обещает до отъезда ежедневно навещать пашу и лечить как его, так и сына.

— Почему вы так торопитесь, г. доктор?

— Мне необходимо через два месяца быть в Индии. Терять время не могу. В этот город я заехал с целью ознакомиться с местными древностями; отсюда намерен проехать в Мосул, чтоб осмотреть развалины древней Ниневии, оттуда направлюсь в Багдад, чтоб увидеть Вавилон, а затем морем в Индию.

— У нас в Ване много еще неисследованных древностей, и вы вполне правильно поступили, посетив наш город.

— Меня весьма интересуют клинообразные надписи, которыми, если не ошибаюсь, так богат Ван.

— Да, да, вы правы… Я предоставлю вам проводника; он побывает с вами повсюду; надеюсь, вы посетите и цитадель, где так много замечательных надписей.

Аслан завел речь о клинообразных надписях именно с целью осмотреть цитадель, а потому, услышав обещание паши́, выразил ему благодарность, встал и откланялся.

Поднялся с места и пашá, проводил Аслана до дверей и на прощанье осыпал «дорогого» гостя тысячью льстивых комплиментов…

С теми же церемониями и почестями, как и во время приезда, гавазы проводили нас в Айгестан до дома мастера Фаноса. Аслан подарил каждому из них по золотому. Они с благодарностью удалились; Войдя в отведенную нам комнату, Аслан со смехом отбросил в сторону шляпу, удивленно покачал головой, стал посреди комнаты и обратился ко мне:

— Умный народ эти турки… Мастаки… Если б я на самом деле был европейцем и не знал, что за негодяи они, я без сомнения был бы очарован пашóй.

Вошел мастер Фанос и с явным нетерпением