Жажда - Трейси Вульф

Однако он все равно пытается выкрутиться:

– О чем ты? Разумеется, я беспокоился о тебе.

– Не вешай мне лапшу на уши, Флинт. Я знаю, что у тебя на уме.

Впервые за все время нашей так называемой «дружбы» в его глазах вспыхивает гнев.

– Ты хочешь сказать, что знаешь то, что тебе обо мне наговорил этот кровосос? – насмешливо бросает он.

От этого оскорбления в адрес Джексона Мекай бесится и внезапно снова оказывается между Флинтом и мной:

– Отвали.

Флинт не обращает на него ни малейшего внимания и продолжает говорить со мной:

– Ты не понимаешь, что тут происходит на самом деле, Грейс. Ты не можешь доверять Джексону…

– Почему? Потому что так говоришь ты? Разве не ты пытался меня убить?

– Это не из-за того, о чем ты думаешь. – Он бросает на меня молящий взгляд. – Если бы ты доверяла мне…

– Не из-за того, о чем я думаю? – повторяю я. – Выходит, по-твоему, для того, чтобы пытаться убить меня, у тебя есть какие-то веские причины? И ты еще хочешь, чтобы я тебе доверяла? – Я взмахиваю рукой, словно говоря ему, давай, не стесняйся. – Что ж, тогда расскажи мне правду о том, что случилось во время игры в снежки. Ты сам спрыгнул с того дерева, чтобы поймать меня, или тебя с него сбросил Джексон?

– Я… Это было не… Джексон запаниковал. Я не…

Несколько секунд я не мешаю ему невнятно лепетать, затем перебиваю его:

– Да, так я и думала. Держись от меня подальше, Флинт. Я больше не желаю иметь с тобой никаких дел.

– Что ж, очень жаль, потому что я никуда не уйду.

– Знаешь, как называют парня, который продолжает преследовать девушку после того, как она дала ему от ворот поворот? – спрашивает Мекай, когда мы сворачиваем в коридор, ведущий к туннелям.

Флинт игнорирует его.

– Грейс, пожалуйста, – и хватает меня за руку. Не успеваю я сказать ему, чтобы он не прикасался ко мне, как Мекай оскаливает клыки и из его горла исходит угрожающий рык.

– Убери от нее свои грязные драконьи лапы, – шипит он.

– Я не причиню ей вреда.

– Это точно, не причинишь. Отвали, Монтгомери.

Флинт издает какой-то полный бессильного раздражения звук, но в конце концов все-таки делает то, что сказал Мекай. Надо думать, в основном потому, что иначе схватка бы произошла прямо здесь, в вестибюле. И Мекай постарался бы разорвать его на куски.

– Пойдем, Грейс, – умоляет он. – Это важно. Просто послушай меня одну минуту.

Я останавливаюсь, поскольку очевидно, что он не отстанет.

– Что ж, ладно. Если хочешь говорить, говори. Что именно так важно? – Я складываю руки на груди и жду, чтобы узнать, что он желает сказать.

– Ты хочешь, чтобы я сказал это сейчас? При всех? – резко бросает он, глядя на Мекая.

– Знаешь, теперь я уже точно не пойду с тобой туда, где мы будем одни. Пусть я и не знаю, что представляет собой этот ваш мир, но я не дура.

– Я не могу этого сделать. Я… – Он замолкает и досадливо ерошит пальцами свою шевелюру. – Я не могу говорить с тобой в присутствии вампира. Это надо сказать один на один.

– Тогда тебе вообще не удастся с ней поговорить, – заявляет Мекай и опять встает между ним и мной. – Пойдем, Грейс.

Я позволяю Мекаю увести меня прочь от Флинта, который злится все больше и больше. Это просто черт знает что, думаю я. Флинт пытался убить меня той люстрой, а теперь из нас двоих злится именно он? Где тут логика?

– Послушай, Мекай, хотя бы не оставляй ее одну, хорошо? – кричит нам вслед Флинт. – Я серьезно, Грейс. Никуда не ходи одна. Это небезопасно.

Какая ирония, думаю я. Эта ирония, похоже, не укрывается и от Мекая.

– Да что ты говоришь? – рявкает он. – А чем я, по-твоему, занимаюсь сейчас?

Флинт не отвечает, и я, даже поворачиваясь к нему, продолжаю вместе с Мекаем идти в сторону туннелей. Мекай ничего не говорит ни о нем, ни о чем бы то ни было еще, и мы молча проходим через первую дверь. Но из-за этого молчания мне становится еще хуже, когда я думаю о том, что сейчас произошло. И о том, что я все это время доверяла Флинту, несмотря на все предостережения Джексона, твердившего, что ему нельзя доверять.

Не понимаю, зачем ему было причинять мне вред – ведь я никогда не делала Флинту ничего плохого. Не говоря уже о том, что он к тому же притворялся моим другом – одновременно планируя убить меня.

– Почем знать? Ведь речь идет о драконе, – говорит Мекай, и только теперь до меня доходит, что я произнесла эти слова вслух. – Драконы вообще ужасно скрытные, и по-настоящему их никогда не поймешь.

– Это мне уже ясно. – Я вымученно улыбаюсь. – Мне жаль, что все так вышло и что тебе приходится сопровождать меня на урок. Но я очень тебе благодарна.

– Не стоит благодарности. Такая малость, как какой-то там дракон, не может испортить мне день. К тому же я буду только рад опоздать на урок математического анализа. – Он смотрит на меня и ухмыляется, продолжая идти по туннелю.

Я замечаю, что сейчас, с Мекаем, я чувствую себя в туннеле совсем не так, как с Флинтом. Тогда все во мне кричало, чтобы я как можно быстрее бежала отсюда прочь.

Теперь же я вовсе не испытываю желания куда-то бежать, все кажется мне нормальным. И даже более чем нормальным – у меня такое чувство, будто я прогуливаюсь в компании моего старого друга, с которым мне комфортно и хорошо. Никакой внутренний голос не призывает меня быть осторожной, никакие мурашки не бегают по спине. Что может означать только одно – в тот раз жуткие чувства вызывал во мне Флинт, а вовсе не туннель.

Но, когда мы заходим в туннель поглубже, я все равно жду, чтобы этот внутренний голос заговорил опять. Пусть не предостерегая, а поздравляя меня с тем, что я осталась жива, несмотря ни на что. Чтобы доказать, что я не сошла с ума, раз мне кажется, будто я слышу некий голос, который говорит, что делать.

Должна признаться, что раньше со мной никогда не бывало такого, только совесть подсказывала мне, что плохо, а что хорошо. Но то, что происходило со мной, когда я была здесь в прошлый раз, это нечто совершенно иное. Тот голос звучал так, словно он был сам по себе, существовал отдельно от моего сознания и подсознания.

Что же это такое? Что же они пробудили во мне – то ли Джексон, то ли Кэтмир, то ли сама эта треклятая Аляска?

Но что бы это ни было, я рада уже одному тому, что сейчас на меня хотя бы не давит обреченность. Приму-ка я это как данность, а об остальном стану беспокоиться тогда, когда смогу вздохнуть с облегчением, – чего не будет, пока я не узнаю, что дядя Финн решил по поводу Джексона.

Джексон держался так, будто не боялся, что его исключат, но это еще ни о чем не говорит. По-моему, он вообще не боится ничего и никого, тем более того, что с ним может сделать директор школы. Правда, его спокойствие вовсе не означает, что дядя Финн не имеет полномочий заставить его покинуть школу на время… или навсегда.