Остров обреченных - Богдан Сушинский

– Уснул.

– Он не слишком криклив, как вы считаете?

– Как и все дети.

– Как и все мужчины?

Женщины взглянули друг на дружку и улыбнулись ироничными улыбками забытых и отверженных.

– Ему уже исполнилось два месяца, так ведь?

– Два, Маргрет.

– А когда они начинают ходить?

– Кто как. Некоторые делают первые шаги в семь-восемь месяцев. Когда вам исполнится двадцать, он уже наверняка будет проситься с вами на охоту.

– А когда мне исполнится двадцать? Ах да, действительно… – покачала головой Маргрет. – Совершенно забыла об этом. Взрослая и почти старая женщина. – И, тут же сменив тему, сурово предупредила Бастианну:

– Во что бы ни стало уберегите Роя. Я буду охотиться, буду добывать рыбу, вы же берегите…

– Пока смогу.

– Что значит «пока смогу»? – слегка поджарив мясо, норд-герцогиня сняла прут и на устланном парусиной камне, служившем им столом, поделила куски мяса между собой и Бастианной.

– Я говорила об этом с нашим медикусом. У меня очень часто болит живот, причем страшной болью…

– Мне приходилось слышать ваши стоны, – призналась Маргрет. – Может, медикус что-нибудь советовал, да только лечить здесь нечем, так ведь? Это ведь боли в желудке?

– Нет, это пострашнее. Я знаю это по болезни моей матери: появляются фурункулы, теряется зрение, выпадают волосы, и вечная, неуемная жажда: пить, пить… Правда, некоторым везет, они умирают, не проходя всех этих стадий умирания. Просто впадают в забытье и… уходят[9]. Будем надеяться, что мне тоже повезет. Там, во Франции, я бы еще какое-то время спасалась травами. Но здесь этих трав нет, тех, понятное дело, которые мне известны.

Маргрет сурово всмотрелась в едва просматриваемое при свете костра лицо Бастианны и ничего не ответила. Чего стоят ее утешения, которые ровным счетом ничего не стоят?

Разрезая ножом мясо, она поедала его большими кусками, полусырым, еще исходящим кровью, как обычно поедают его сильные и очень голодные мужчины.

Уловив, что Бастианна засматривается на нее, Маргрет жестко произнесла:

– Теперь мне понадобится много сил. И много еды. У меня будет и то и другое, иначе все мы погибнем. Ты тоже ешь невзирая на боль.

– Только похлебку. Жареное мясо вызывает у меня еще более страшную боль и еще более страшную жажду.

– Понимаю, Бастианна… И все же мужчины с нами больше нет. Мы сами должны вести себя, как настоящие мужчины. Если только хотим, чтобы хоронили нас на христианском кладбище где-нибудь под Парижем, а не на этих скалах.

Роя-Младшего она кормила грудью, сидя на своем «троне» посреди жертвенника.

Северный ветер, прорывавшийся из глубин острова, гасил накатывавшиеся на берег волны и, порождая мелкую рябь, умиротворял стихию океана.

Над окрестными скалами царил жуткий птичий крик, там шли сражения за лучшие скалы, лучшие места на них, лучшие старые гнездовья. Прислушиваясь к этому гаму, Маргрет думала о том, что вскоре у них будет достаточно яиц, и это как-то обогатит и разнообразит их пищу. А завтра они с Бастианной обязательно спустятся к фиорду и займутся рыбной ловлей.

С радостными криками к заливу у Канадского мыса подлетала стая гусей. Это были первые; потом, конечно же, прилетят другие. Вот только почему так запоздало? Впрочем… главное, чтобы гусей было побольше. Наступает пора гусиной охоты, а значит, продержаться будет легче. Лето… Неужели еще одно лето? А потом еще одну зиму, ибо зимой никакое судно по этим льдам пробиться к острову не способно.

Маргрет с тоской и отчаянием обвела взглядом все огромное пространство океана: с востока на запад, от горизонта к горизонту… Ни одного очертания судна, ни одного паруса, ничего, что порождало бы хоть какую-то надежду…

Чтобы сдержать слезы, норд-герцогиня нервно пожевала нижнюю губу, а затем судорожно сжала зубы, так, что, казалось, часть из них просто должна раскрошиться.

Словно почувствовав отчаяние матери, оставил грудь и зашелся плачем Рой-Младший.

– Только не плакать, Рой, – покачала она его на руках, прижимая к груди. – Только не плакать… – обращалась одновременно и к Рою-Младшему, и к тому, ушедшему, и, конечно же, к самой себе. – Никаких слез, никакого отчаяния. И запомни: надежда рождается не в океане, она рождается у нас самих, в наших душах. И спасение тоже приходит не из океана, оно совершается нами самими.

Появилась Бастианна.

– Купель для его светлости герцога Роя де Роберваля готова, – торжественно доложила она. – Позвольте предать герцога омовению.

– Нет, Бастианна, сегодня я сама.

Корсиканка удивленно взглянула на Маргрет, но тотчас же погасила это удивление и, пожав плечами, вежливо признала:

– Это ваше право, герцогиня. И потом, время от времени младенец должен чувствовать руки матери. Они – как перст судьбы.

36

Бастианне становилось все хуже. Ее постоянно мучила жажда, почти каждый день были рвоты, ноги все больше распухали, а нижняя часть туловища покрывалась фурункулами. И все же однажды, в середине лета, она упросила Маргрет взять ее на рыбалку.

– Но вам трудно будет спускаться к фиорду. А еще труднее – подниматься.

– Я постараюсь, – почти взмолилась Бастианна. – С вашей помощью. Хочу побывать в «форте», нашем «форте», там, где мы провели первые ночи. Возможно, это в последний раз. Мне надоела эта хижина, ее дым и чад. Фиорд… Там так легко дышится!

– Даже на этом богопроклятом острове у нас уже появились заветные места, – грустно вздохнула Маргрет. – «Форт» – одно из них.

Уложив Роя-младшего спать и надежно обвязав люльку, чтобы он не выпал, женщины тронулись в недалекий путь.

Старые ботинки теперь уже были слишком малы для ног Бастианны. И они вместе пошили ей из козлиной кожи некое подобие сапог, пристроив снизу подошвы от тех ботинок, в которых корсиканка сошла на этот берег.

По равнине Бастианна еще кое-как передвигалась сама, однако на спуске Маргрет местами приходилось буквально тащить ее на себе.

– Знаете, если бы это было во Франции, я бы поговорила с лекарями и полечилась травами. Лет пять – не меньше – я бы еще походила в солидных, хотя и хворающих, дамах. Здесь же этих трав нет. А если какое-то зелье и существует…

– А травы, которые понаходил наш медикус?

– Вы же видите, я пытаюсь пить их, но они совершенно не помогают.

К весне опоры «форта» покосились под тяжестью снега, но Маргрет дождалась тепла, вновь врыла их в землю и восстановила покрытие. «Форт» был своеобразным мемориалом их появления на острове, и они относились к нему с ностальгическим поклонением. Вот и сейчас Бастианна перекрестилась у его входа, и, откинув полог, вошла под парусиновые своды.