Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

Я стрелой помчался по ступеням в сад, где меня ждал оседланный конь. А позади тем временем разверзся настоящий ад: до меня доносились отчаянные крики и вопли и топот тяжелых сапог по лестнице. Вскочив в седло, я развернул коня назад, к двери, ведущей на лестницу. Когда оттуда выскочил караульный, я от души вмазал ему по голове портфелем и, горяча коня, понесся к главным воротам. А наверху, в окнах графининой спальни, вовсю полыхало пламя. Уже вылетая во весь опор за ворота, я крикнул караульным:

– На нас напали! Я за подмогой!

И проскакал мимо, но тут вдруг один из них – уж не знаю, то ли парень заподозрил неладное, то ли попросту не расслышал, – выстрелил из мушкета. В меня он не попал, но конный патруль помчался по моему следу. Из-за темноты я не мог свернуть с дороги и оставался на виду у погони, причем любая колдобина могла оказаться для меня роковой. Стоит только лошади запнуться, упасть – и мне конец.

Патруль догонял меня, расстояние между нами неумолимо сокращалось, и вот, когда французы уже были буквально у меня на хвосте, в темноте вдруг полыхнул мушкетный выстрел и конь подо мною пал.

– Касио! – воскликнул я. – Меня чуть не убили!

Дом, где мы с ним беседовали, находился в часе езды верхом от дворца, в деревушке, состоявшей из дюжины крестьянских хижин, в одной из которых Касио со своими людьми дожидался меня. Партизаны устроили засаду на гнавшихся за мной французских кавалеристов, и с моей стороны было бы глупо сердиться на них за то, что они по чистой случайности подстрелили подо мной лошадь. Меня обижало другое: то, с каким безразличием эти люди выслушали рассказ о моих злоключениях.

– Я запросто мог погибнуть, – произнес я.

Касио в ответ только пожал плечами: моя жизнь его явно не заботила. Однако, когда я извлек из портфеля и зачитал ему, поскольку сам он французской грамоты не знал, настоящий приказ императора, а не ту липу, которую мне пытались всучить, отношение вождя повстанцев ко мне резко изменилось. Он чуть ли не проникся ко мне любовью.

– Как видишь, мои подозрения оправдались, – самодовольно заявил я. – Графиня как была, так и осталась французской шпионкой. Если ты сравнишь императорские печати на том документе, что она хотела нам подсунуть, и на прочих депешах из портфеля, сразу будет видно, что это фальшивка. Но я сумел заполучить подлинный приказ Наполеона. Так что, amigo, стоящий перед тобой проходимец из колоний, – тут я изобразил скромную улыбку, – куда больший патриот, чем эти две сумасбродные шлюхи.

– Роза меня сильно разочаровала, – вздохнул Касио. – Графиню понять можно, она испанка только по мужу. Но Роза, она ведь одна из нас. Подозреваю, это из-за того, что ее изнасиловали...

– Французы?

– В том-то и дело, что нет: ее изнасиловали наши же партизаны или, вернее, разбойники, выдающие себя за партизан. Она доставила им от меня послание, а эти мерзавцы вознаградили девушку за то, что она рисковала жизнью, пустив бедняжку по рукам.

– Да их оскопить мало, этих ублюдков!

– Эти ублюдки уже мертвы. Роза это видела. И она присоединится к ним, если мы ее поймаем. Ради ее же блага, надеюсь, сейчас она бежит во Францию вместе с графиней.

Я не стал говорить Касио, что видел, как Роза занимается с графиней любовью, решив сохранить это в тайне в память о Карлосе. Его мать и так лишилась сына. Так стоит ли усугублять горе старушки известием о предательстве дочери... совершенном ради похотливой наперсницы.

– То, что мы знаем об их планах, серьезно помешает французам, – промолвил Касио. – Они затеяли основательную попытку захватить Жерону, применив военную хитрость: хотят сделать вид, будто настроились на затяжную осаду, а затем предпринять внезапный штурм, сосредоточив на этом участке крупные силы.

– Но теперь они могут просто изменить свои планы, – заметил я.

Касио покачал головой.

– Не так-то это просто. Император строго следит за любыми передвижениями войск, несмотря на то что находится далеко, а наши партизаны постоянно прерывают коммуникации. Его генералы будут вынуждены выполнять действующий приказ, пока не получат новый, отменяющий предыдущий. Кроме того, Юбер ни за что не сознается, что у него похитили портфель с документами: Наполеон расстреляет его за такое ротозейство.

– Ну хорошо. А что ты собираешься предпринять теперь, когда знаешь про Жерону?

Жерона была крупнейшим городом, находившимся между Барселоной и французской границей, осажденным и до сих пор героически отражавшим все атаки захватчиков.

– Предупредить их. Император приказывает французской дивизии присоединиться к войскам, уже ведущим осаду, и объединенными силами захватить Монтъюик, ключевой пункт обороны. Нам необходимо предупредить защитников о намерениях врага. Мануэль Альварес, командующий обороной города, знает, что Жерона неизбежно падет, но время работает на нас: каждый день, который войска захватчиков проводят у ее стен, дает нам выигрыш, уменьшая боевые возможности Наполеона на остальной территории полуострова.

Затем Касио заявил, что ему нужно сообщить новости своим командирам, и отбыл в соседний дом, где они квартировали, оставив меня в одиночестве. Я был весьма признателен ему за возможность избавиться от чьего-либо пригляда. Свидетели мне не требовались, ибо помимо депеш, которыми французские командиры в Каталонии обменивались со своим императором, я обнаружил в портфеле Юбера два весьма заинтересовавших меня бархатных мешочка, которые и открыл, как только Касио ушел. В одном оказалась россыпь чудесных драгоценных камней: рубинов, сапфиров и алмазов. Нетрудно было догадаться, откуда они взялись: французский командующий вымогал подношения у предавшей родину знати и имел долю с добычи своих войск, которые вовсю мародерствовали в Испании.

Во втором мешочке обнаружился еще более приятный сюрприз: роскошное золотое ожерелье, усыпанное крупными сверкающими алмазами. В прилагавшейся записке говорилось, что это подарок новой супруге Наполеона, австрийской принцессе Марии-Луизе, от Годоя, впавшего ныне в немилость премьер-министра. Годоя удерживали в плену во Франции, вместе с испанской королевской семьей, но он все-таки ухитрился послать Наполеону этот дар, вне всякого сомнения надеясь снискать его расположение. Некогда ожерелье принадлежало королеве Испании, носившей то же имя, что и нынешняя супруга французского императора, – Марии-Луизе Пармской.

Я сунул оба мешочка за пазуху, под рубаху. Теперь королевские сокровища принадлежали кабальеро – lépero – плуту и мошеннику по имени Хуан де Завала, и я их честно заслужил. Зря, что ли, я рисковал жизнью, имея дело с двумя порождениями ада в женском обличье, с французской армией и с безжалостными, помешанными на убийствах партизанами, а также с тюремщиками, альгвазилами, святой инквизицией, вице-королем Новой Испании и прочими безжалостными гонителями, стараниями которых мои карманы сделались столь же пустыми, как и мое дьявольски черное грешное сердце?

Я отхлебнул бренди прямо из кувшина, поздравляя себя как с успешно завершенной миссией, так и с обретенным богатством.