Дендрофобия - Наталья Горская

– Это что же, отец по пьянке убивает своих детей, а мать молчит?

– Весь ужас, что они сами не знают, как это происходит. Менты их даже били при допросе, но битым жизнью это не страшно. Мужики в доме пьют, ходят ещё собутыльники, дерутся. Такой вот бессмысленный домашний террор без всякой цели. Видимо, ненароком зашибли кого-то из детей, когда те подвернулись под руку. Сейчас очень много таких случаев. Где-то с полгода тому назад один алкаш забил свою бабу и даже заявление написал о пропаже. А потом её нашли какие-то бабки в погребе у реки, четверо детей осталось.

– А что же органы опеки не следят за такими неблагополучными семьями?

– Они уже третий месяц едут. Там работать некому. Были две пенсионерки, одна уволилась, другая померла – бабке как-никак под восемьдесят, а она за беспризорниками гонялась по всему району. Соседи пока забрали детей к себе, ждут, когда новые желающие работать в опеке найдутся. Тут много людей пропадает. Эти-то дураки у себя в огороде зарыли, а другие закапывают где-нибудь в заброшенном поле, где никто и искать не будет. А если и найдут, то хрен определят, кто это и откуда. Это только в кино по анализу кала и мочи могут сходу определить прописку покойного и даже его убийцу, а в жизни труп пролежит в земле пару месяцев, и никто его уже не опознает. И никто не ищет. Я имею в виду не милицию, а самих родственников. Потому что сами и замочили. Если спросят, то отвечают стандартно: «Он ушёл в неизвестном направлении, а не били тревогу, потому что отношения плохие, достал уже всех своей вечно пьяной харей». И поди-пойми, где там его по башке топором тюкнули: дома родной брат-сват или лихие люди с большой дороги. А ведь это люди окультуренные более-менее, у них получено обязательное среднее образование в советское время, они грамотны. Это имеет значение.

– Думаете, в крестьянских семьях такая же ситуация была?

– Крестьянский мужик умел убивать. Должен был уметь. Во-первых, это был солдат, и служба в армии в прошлые века была гораздо жёстче, чем сейчас. Во-вторых, он должен был защищать свой урожай, на который было много претендентов. Это сейчас можно за продуктами в магазин сходить, а в прошлые века зерно и мука служили основной валютой на рынке, и они создавались только в крестьянских хозяйствах. Что делать обитателям удалённого хутора или мельницы, если на них напали какие-нибудь беглые каторжники или лесные разбойники решили пополнить свои запасы? По телефону «ноль-два» не позвонишь, поэтому мужик брал вилы или топор – и вперёд. И, в-третьих, крестьянин забивал скот, а способный убить крупное животное вроде быка или коровы не особенно растеряется, если придётся убивать человека. Не как сейчас пьяная шелупонь за бутылку водки за боровом по деревне гоняется, пока самих себя по ошибке не зарежут, а грамотно и тихо, не пролив лишней крови, потому что кровь тоже в пищу шла. Куриц и уток, кстати, в деревне всегда резали только женщины. Мужики голыми руками ворочали камни и брёвна, пахали землю. Это были очень свирепые люди, есть предположение, что у них даже не была развита речь в полном объёме. За ненадобностью. Если надо было что-то объяснить, это делалось с помощью побоев и оплеух. Они нещадно били жён и детей, считая это в порядке вещей. Если такой человек наносил удар женщине или ребёнку, чаще всего они умирали после этого. Судебная система была слабо развита, она и сейчас-то здесь не особенно заметна, сами представьте, как лет двести-триста тому назад всё выглядело. Какой-нибудь урядник на бричке был один на всю волость – когда он там приедет разбираться, да и приедет ли вообще. Ему ведь ещё и сообщить как-то надо с нарочным. Домочадцы предпочитали молчать, потому что мужик считался собственником семьи, и если убил кого, то дело хозяйское. Нечаянно убитых хоронили в общем порядке, никто их не осматривал. Детская и женская смертность были очень высокими, дети рождались слабыми и болезненными, витаминов никаких не было. Если где-то умирал ребёнок или баба, никто особо не интересовался, сами они это сделали или помог кто.

– А что же помещики не били тревогу? Они же следили за численностью своих крепостных.

– Не все крестьяне были крепостными. Например, в нашей губернии только четвертая часть. О крепостном праве вообще больше мифов. Многие крестьяне добровольно уходили в рабство к помещику, потому что не хотели сами платить налоги, вот и всё. Говорят, самый яркий пример закрепощения людей – это советские колхозы. У колхозников даже не было паспортов, словно это и не люди, им было запрещено перемещаться по стране. Так что крестьяне – это белое пятно истории. Никто про них ничего не знает. Сохранилось больше свидетельств о рабах Древнего Рима, потому что античное общество было грамотней и демократичней, чем наше средневековое мракобесие. Вы не найдёте ни одного произведения о жизни французских земледельцев или немецких пахарей, не говоря уж про русских. Почему книга Радищева наделала столько шуму? Потому что было не принято о крестьянах писать, это было верх неприличия, они не считались людьми, как если бы сейчас кто-то о насекомых роман написал. Хотя сейчас и о собаках кино снимают, и о кошках.

– И даже о поросятах. Американцы сняли – мы с внуком смотрели. Хороший фильм, добрый.

– Двадцатый век таков, что в поросёнке сумел личность разглядеть, но положил в войнах и революциях десятки миллионов человек. И, что хуже всего, не на полях сражений, не военных, а десятки миллионов мирного населения. Но надо уметь жить именно в своём веке, а не держать связь с той мрачной и дикой эпохой, когда не каждого человека наделяли правами считать себя человеком. Описание быта тех людей делается методом догадок, когда современный исследователь помещает себя в условия той жизни и додумывает от себя, как бы он там жил, что думал и так далее. Но современные люди на жизнь смотрят совсем иначе. Беда современных учёных, что они живут в столице, сходят в зоологический музей, увидят там корову и идут домой диссертацию о ней писать, как она должна себя вести в свете последних решений Партии и Правительства. А если в природе попадётся корова, которой все эти выкладки неведомы, наука уже имеет право назвать её неправильной коровой или ещё какой «разрушающей устои общества». Они и про баб такие же теории на скорую руку создают, увидев порнуху с лярвой в пикантной позе. Так на эту позу западают, что объявляют разом всех женщин ненормальными, если те не пожелают перед ними эту позу принять. Все теории сейчас так делаются и о жизни, и о людях, и о семье.

– Но если женщина сама хочет, чтобы её дети жили с ней всю жизнь? Ну, вот материнский инстинкт у неё такой сильный.

– Материнский инстинкт для детей, а тридцатилетние дубины какое отношение к ним имеют? Материнский инстинкт в нашем обществе поставлен на службу алкашам, а никак не детям. У нас сильно пьющее общество, страна всё время где-то с кем-то воюет, мужики истребляют себя так, что среди сорокалетних баб полно вдов, одиночек и вековух. Куда девать эту армию никому не нужных баб? А пущай живут со своими взрослыми детьми, словно те и не взрослеют. В Европе большой процент населения – пенсионеры, поэтому там придумана целая система, как старикам интересно жить, очень много оздоровительных и досуговых учреждений для пожилых, всевозможные клубы и даже институты. Многие европейцы на пенсии получают высшее образование. В молодости работали, учиться некогда было, а на пенсии самое то. В нашем обществе больший процент населения – алкоголики, поэтому всё заточено под них. Муж спивается – жена должна спасать, сын спивается – куда мать смотрит со своим материнским инстинктом, работник спивается – трудовой коллектив берёт его на поруки, великий артист спился – всё общество виновато, не доглядело, какого гения проглядело. Семья в России создаётся не для хороших отношений, а чтобы мужик окончательно не скурвился, чтобы мамы, жёны и дети его спасали. Но этого смертника сколько ни спасай, он всё равно дезертирует из жизни.