Ленин - Роберт Пейн

Синяя тетрадь должна была стать последней ленинской волей, его заветом партии. В такой момент своей жизни придавать столь важное значение тоненькой тетрадке с выдержками из писаний отцов марксизма, снабженными его собственными комментариями, — судите сами, так ли это важно, но в этом был весь Ленин.

Квартира на Карповке годилась лишь как временное убежище. Необходимо было как можно скорее перевести его подальше, в рабочий район. Рано утром 19 июля он незаметно вышел из квартиры и направился на Выборгскую сторону. Там в течение следующих дней он скрывался, постоянно меняя места укрытия, редко оставаясь на одном месте более чем на несколько часов. Однажды ему даже пришлось прятаться в помещении сторожки завода «Русский Рено», где состоялось тайное заседание Исполкома ПК РСДРП(б). К этому времени Ленин уже пришел к заключению, что большевики не должны участвовать в работе Советов. Вместо лозунга «Вся власть Советам!» он выдвинул другой: «Вся власть рабочему классу под руководством революционной партии, партии большевиков!» С его точки зрения, Советы предали революцию, и теперь их тоже надо было ликвидировать. Вместо них должны были возникнуть новые Советы, настоящие, в которых не будет места ни меньшевикам, ни эсерам.

Пока Ленин скрывался, большевики были заняты решением проблемы исключительно морального свойства. Они решали вопрос — имел ли он право скрываться? Многие из его однопартийцев возмущались, что он исчез, бежал. Получалось, что пастырь бросил свою паству. С его благословения они вышли с огромной демонстрацией на улицы Петрограда, даже готовы были поднять вооруженное восстание, в котором не обошлось бы без жертв. Все кончилось полным провалом. Никто из них не прятался, все стояли как один и все были в ответе. Они считали, что и Ленин обязан явиться на суд перед лицом общества и дать достойный ответ своим обвинителям. Как бы ни был безжалостен приговор, тюремное заключение было самое худшее, что его ждало.

Ленин и сам почти был склонен предстать перед судом. В тот момент он прятался в квартире рабочего по фамилии Аллилуев. (Позже его дочь станет женой Сталина.) Там же скрывался и Зиновьев. Повидать Ленина пришли Крупская с Марией Ильиничной.

— Мы с Григорием решили предстать перед судом, — объявил им Ленин.

Но прежде чем предать двух своих вождей в руки Петроградского Совета, большевики решили принять некоторые предупредительные меры. Они потребовали, чтобы Ленин и Зиновьев были заключены в Петропавловскую крепость, потому что знали, что тюремные стражи там сочувствовали большевикам, и это уже было гарантией безопасности их товарищей. Ленин все еще колебался, но тут Елена Стасова сообщила о распространившемся слухе, будто в полицейских архивах найдены документы, изобличающие Ленина как германского шпиона.

Эти слова страшно подействовали на Ленина. До сих пор он просто внимательно слушал рассуждения своих товарищей относительно моральной стороны этого дела, иногда вставляя собственные соображения. Но тут лицо его внезапно исказилось, его свела нервная гримаса, и он громко и решительно заявил, что в таком случае у него один выход — предать себя в руки судей. Спустя какое-то время большевики отрядили в Петроградский Совет двух посланцев, чтобы окончательно договориться об условиях выдачи Ленина и Зиновьева правосудию. Как раз в этот момент, пока гонцы отсутствовали, и появились Крупская с Марией Ильиничной, пришедшие навестить Ленина.

— Пойди к Каменеву и передай ему наше решение, — сказал Ленин жене.

Привыкшая сразу же повиноваться, Крупская вскочила, готовая спешно выполнить задание, но Ленин задержал ее.

— Давай попрощаемся, — произнес он. — Возможно, мы больше никогда не увидимся.

Это был один из тех крайне редких эпизодов в их совместной жизни, когда Ленин позволил себе расчувствоваться. Он ожидал расплаты, понимая, что если сдастся, пощады ему уж точно не будет. Они обнялись, и Крупская побежала к Каменеву, который скрывался в квартире неподалеку.

Не так давно Ленин не мог решиться дать сигнал к вооруженному восстанию. Теперь он снова был в сомнениях и не знал, как быть: уйти в подполье или предать все-таки себя в руки правосудия. Споры длились весь день до вечера. Вернулись гонцы. Они сообщили, что в ответ на их требование гарантировать Ленину полную безопасность, им сказали, что дать такую гарантию не могут, ибо это выше человеческих сил, но заверили, что с их стороны будет сделано все, чтобы Ленин был судим в соответствии с законом, а не стал жертвой расправы. Одним из гонцов был Орджоникидзе. По его словам, переговоры с неким Анисимовым, занимавшим высокое положение в Петроградском Совете, а потому уполномоченным вести дело о передаче Ленина правосудию, были весьма бурными. В какой-то момент Орджоникидзе, не сдержавшись, закричал: «Да знаете ли вы, что мы с вами сделаем, если с Лениным что-нибудь случится? Мы вам всем глотки перережем!» Но Анисимов гарантии безопасности обещать не мог, и, следовательно, продолжать переговоры не было никакого смысла. Ленин решил уйти в подполье. Зиновьев решил к нему присоединиться.

Укрыть Ленина поручили Николаю Емельянову. Тот жил с женой и семью детьми на станции Разлив недалеко от Сестрорецка. Емельянов был квалифицированным рабочим с большим стажем революционной борьбы, и до этого он уже неоднократно подвергался арестам. Он знал Ленина с 1905 года. Договорились, что он встретит обоих большевистских вождей у Сестрорецкого вокзала, а затем в последнюю минуту перед отходом поезда посадит их в товарный вагон и привезет в Разлив. Дом его находился в пяти минутах ходьбы от станции. Все вышло, как и было задумано. Они выбрали поезд, который отходил от Сестрорецка в два часа ночи, и перед третьим звонком прыгнули в товарный вагон. Ленин настаивал на том, чтобы они ехали, сидя на ступеньках.

— Вы можете сорваться и упасть, — предупредил его Емельянов.

— Я это знаю, — ответил Ленин. — Но так в случае необходимости я смогу спрыгнуть с поезда.

Обошлось, однако, без прыжков. Они благополучно доехали до Разлива и в темноте пробрались к дому. Жена Емельянова их встречала. Она была толковая женщина и тут же занялась гостями. Ее стараниями Зиновьеву пришлось расстаться с копной черных кудрей, а Ленину — с бородкой. Емельянов тем временем устраивал для них жилище на сеновале, примыкавшем к хлеву, таскал вверх по крутой лесенке стулья и даже принес небольшой столик, стараясь, чтобы его постояльцам было удобно в их крохотном убежище. В стенах сеновала были щели, что было кстати: при случае сеновал мог служить и наблюдательным пунктом. Отсюда удобно было следить за дорогой. Если к дому приближались связные большевиков, то Ленин или Зиновьев условленным сигналом давали знать Емельянову, что этих людей можно пропустить к ним на сеновал.

Но и в сарае было небезопасно. Кругом стояли деревенские избы и дачи; в Разливе любили гулянья, по дороге прохаживались дачники, постоянно сновал народ. Некоторые газеты писали, что Ленин и Зиновьев бежали в Германию, но приказ об их аресте не был отменен, за их головы была назначена крупная сумма. Полицейские ищейки могли выследить связных, приезжавших в Разлив почти каждый день. Учитывая это, было решено поискать в окрестных лесах более надежное место для убежища. Такое место нашлось на берегу небольшого озера недалеко от Разлива. Это была поляна, со всех сторон окруженная лесом. Здесь можно было встретить только крестьян, да и то редко, потому что как раз была пора сенокоса. Дачи были отсюда далеко, и пикников тут никто не устраивал. Шалаш соорудили из стога сена, вынув из него нутро, и в этом жилище беглецам предстояло провести следующие три недели. Таким образом, шалаш превратился в своего рода штаб зревшей революции.