Кавказская война. В 5 томах. Том 1. От древнейших времен до Ермолова - Василий Потто

Однажды – по некоторым сведениям это было в 1806 году – русский гарнизон праздновал первый день Рождества Христова, и отпраздновал его, как водится на Руси, так, что к вечеру не многие оставались со здоровой головой. Наступила ночь. С моря дул сильный ветер, и под завывание его все погрузились в глубокий сон, как вдруг со всех сторон засвистали пули, и турки мгновенно ворвались в укрепление. Часовые едва успели выстрелить, как уже были заколоты. Поднялась суматоха, но так как никаких средств к защите не оказывалось, то большая часть гарнизона заперлась в казарме, без всякой надежды на спасение.

В это время в густом лесу, со стороны Риони, раздалась родная русская песня – из лесу выходила команда из двенадцати рядовых при унтер-офицере, отправленная за несколько дней перед тем на берег Черного моря для заготовки строительного леса. Несколько замешкавшись на работе, команда не успела возвратиться домой к первому дню праздника и только к ночи стала подходить к Редуту.

Выходя из лесу, солдаты неожиданно увидели свое укрепление в пламени. Крики и выстрелы, доносившиеся с той стороны, заглушали даже бушевавшую бурю и ясно говорили, что в укреплении турки.

Что делать теперь, Сидорыч? – обратилась команда с вопросом к своему начальнику.

– Что делать? – ответил с решимостью старый солдат. – Разумеется, идти и выручать товарищей. Ура, ребята!

С этим криком команда ворвалась в укрепление. Сметливый Сидорыч бросился к орудиям, но они на беду оказались заклепанными. Но вот заброшенный единорог, незамеченный неприятелем... Внезапно прогремел пушечный выстрел, и турки, осыпанные картечью, изумленные, не понимая, в чем дело, смешанной толпой в страхе бросаются вон из укрепления.

– Вылезайте же, вороны, из гнезда! – закричал насмешливо Сидорыч товарищам, засевшим в казарме. – Берите ружья, да рассчитывайтесь-ка поскорей с бусурманами!

Но этого расчета сделать не удалось, потому что турки поторопились уйти из Поти.

К сожалению, предание не сохранило полного имени храброго унтер-офицера.

Случай этот и то значение, которое Редут-Кале имел для Закавказья в военном отношении, по близости его к турецкой крепости, побудили главнокомандующего, графа Гудовича, занять его более сильным гарнизоном, для чего туда и назначены были три роты Белевского полка, под командой майора Лыкошина.

Несмотря на это, восьмого февраля 1807 года, турки, по объявлении войны, сделали вторичную попытку овладеть ненавистным для них укреплением.

Благодаря дремучим лесам, которые от самого Поти сплошной полосой тянутся по берегу Черного моря, нападение и на этот раз произведено было так внезапно, что часовой, стоявший на валу, дал сигнальный выстрел только тогда, когда турки были уже почти у редута. Ударили тревогу. Дежурный караул встретил неприятеля у самых ворот, но был опрокинут, и турки, окружив казарму, стали стрелять в окна и в двери. Люди застигнуты были врасплох, но защищались отчаянно. Пока одни отбивались всем, что попало под руку, другие успели схватиться за ружья и штыками отбили турок, уже ломившихся в казарму. Жестокая свалка завязалась внутри укрепления. Комендант его, майор Лыкошин, в начале дела был ранен в голову двумя сабельными ударами, но принявший от него команду капитан Денисьев продолжал дело обороны с той же упорной энергией. До какой степени доходило ожесточение сражавшихся, можно судить по тому, что три турецких знамени несколько раз переходили из рук в руки, пока окончательно не были отбиты русскими. Одно из этих знамен взято штабс-капитаном Трофимовым, а два других – фельдфебелями Мирным и Ивановским, которые оба были при этом ранены.

К семи часам утра неприятель был опрокинут повсюду и, поражаемый штыками, кинулся вон из укрепления. Но это не был еще конец кровавого нападения; устроившись в лесу, турки два раза бросались на Редут и два раза были отбиты с огромным уроном. Тогда ободрившийся гарнизон сам перешел в наступление и преследовал бегущих турок несколько верст, пока не увидел подходившее к ним из Поти свежее подкрепление.

Блистательный успех достался гарнизону, однако же, не дешево. Кроме майора Лыкошина, ранен майор Гольденгоф, командовавший в бою артиллерией, убит один офицер, именно – прапорщик Грабовский, а из трех рот Белевского полка нижних чинов выбыло сто шестьдесят человек. Лазарет, цейхгаузы, соляные и провиантские магазины, офицерские флигеля словом, все то, что находилось вне стен укрепления, было сожжено дотла. Вместе с лазаретом сгорели и помещавшиеся в нем все тяжелобольные нижние чины, не бывшие в состоянии покинуть своих кроватей. С ними погиб и доктор Данилов. Его долгое время считали сгоревшим, но впоследствии оказалось, что он уведен был турками в Поти и там пропал без вести.

Этот кровавый эпизод заканчивает собой боевую хронику Редут-Кале. Спустя два года сама Поти пала, а приобретение Сухум-Кале и Анапы с более удобными рейдами лишило Редут-Кале и того значения, которое он, как приморский порт, мог иметь в торговом отношении.

Имя Несветаева принадлежит к популярнейшим именам на Кавказе. Он – один из тех, на которых – по справедливому выражению историка – покоятся славные традиции кавказского войска.

Вся жизнь Петра Даниловича Несветаева с самых молодых лет прошла среди бранных тревог и русской полковой жизни. Происходя из мелкопоместных дворян Ярославской губернии, он начал службу еще в 1773 году рядовым в лейб-гвардии Измайловском полку. Оттуда, с производством в офицеры, он назначен был в один из армейских пехотных полков, с которым и участвовал в финляндской кампании. Здесь, в бою у деревни Старкупес, в 1788 году, Несветаев был ранен картечью в голову и заслужил за отличия в делах два чина: секунд– и премьер-майора. Когда мир был заключен, полк перевели в Литву, и Несветаеву пришлось участвовать в делах при Гродно и Вильно. И уже здесь обратил на него внимание бывший тогда военным начальником края князь Цицианов, отличивший в молодом офицере качества будущего талантливого деятеля на военном поприще. При императоре Павле служебные повышения Несветаева шли чрезвычайно быстро: в 1797 году он был произведен в подполковники, в следующем году – в полковники, а еще через год – в генерал-майоры, с назначением вместе с тем шефом Саратовского пехотного полка, квартировавшего тогда в Рязани.

Привольная стоянка в одной из богатейших русских губерний дала Несветаеву возможность устроить и привести полк в блестящее состояние, и когда, по прошествии четырех лет, именно – в начале 1804 года, он был передвинут в Грузию, по случаю персидской войны, то князь Цицианов писал государю, что ему «мало доводилось видеть таких прекрасных полков, как Саратовский».

Этому много способствовал и личный xapaктep самого Несветаева: он был человек одинокий и в высшей степени бескорыстный, собственные его нужды были весьма ограничены; жизнь он вел самую простую, настоящую солдатскую, и все, что имел, обращал на помощь солдатам и бедным офицерам; последние всегда были обмундированы и снабжены всем нужным на его счет. Притом он был тактичен и деликатен и умел обходить острые стороны благодеяний; все давалось им тогда взаймы и даже записывалось в долговую книгу, но затем в возврат от офицеров уже никто ничего и никогда не требовал. Когда же должник по какому-нибудь случаю выбывал из полка, Несветаев своей рукой вычеркивал в книге долг и, прощаясь, говорил только: «Христос с тобой! Прощай, брат, не поминай нас лихом, а мы с тобой совсем квиты».