Повешенный - Лина Вальх

Через несколько минут вернулась Мария вместе с мужем. Но смотрела сеньора Куэрво опять только на Уильяма, и он даже немного согнул колени, прячась за возникшей перед ним группкой людей.

– Скажи, – сквозь плотно сжатые зубы протянул Алан, – чем ты так насолил ей, что она раздевает тебя взглядом?

– Задаюсь этим вопросом каждый раз. – Уилл физически ощущал неудобство от нахождения рядом с Марией, и сейчас оно было как никогда сильно. – Если бы я знал.

В столовую их пригласили через десять минут и сорок восемь секунд бессмысленных распинаний Анхеля. Все это время Уилл пытался напиться бокалом шампанского и терроризировал взглядом секундную стрелку на наручных часах – даже она была интересней того, что говорил хозяин дома. Но за столом поток слов из Анхеля не иссяк. Напротив, он только с новой силой хлынул на опешивших гостей, и все кивали, переглядывались и взглядами вопрошали, когда же это закончится.

Закончилось это еще через пятнадцать минут и шесть секунд. Уильям при встрече отмерял каждую речь Анхеля. И ни одна из сегодняшних еще не успела сместить с пьедестала рассказ сеньора Куэрво о том, как его семья оказалась в Америке. Эти два часа Уильям хорошо помнил даже спустя почти десять лет. Он помнил каждую пылинку, пролетевшую у него перед носом в тот вечер, и взгляд Марии Куэрво, который не поменялся ни на йоту.

Громко прокашлявшись, Анхель поднялся со своего места и сжал в руке ножку бокала.

– Какой сегодня чудесный вечер! – По лицам присутствующих только слепой не заметил бы скрытой глубоко внутри радости от присутствия в доме Анхеля, которой не было. И, возможно, у Анхеля была близорукость. – Я рад, что здесь собрались все мои самые близкие партнёры, благодаря которым наш маленький, но прибыльный бизнес никогда не стал бы столь процветающим, как сейчас. Господин сенатор. Для нас особая честь видеть вас сегодня здесь.

Анхель коротко кивнул сидящему чуть поодаль от Уильяма мистеру О’Брайану.

– Помолимся.

Куэрво опустился на стул-кресло и закрыл глаза. Все тут же повторили за ним это действие, и Уилл только в последнюю секунду остановился, поймав насмешливо-издевающийся взгляд Алана. Маккензи неслышно фыркнул, закатил глаза и закинул в рот виноградинку из вазы перед ним. Все гости спешно бормотали под нос молитвы, сливающиеся в сплошной радиошум. Уилл неловко забегал взглядом и быстро перекрестился со всеми, когда Анхель громко и торжественно произнёс: «Аминь». Алан в свою очередь рассматривал выставленную на стол еду с такой же страстью, с которой все присутствующие до этого молились.

Слуги неторопливо вплыли в комнату, неся подносы. Уильям поёжился: снова знакомый дискомфорт пафоса и бессмысленности, в которой погрязло старшее поколение. Жаль, нельзя было отказаться от навязываемого обслуживания – это бы сильно огорчило хозяев дома. А вот Алана пресыщенность лакеями на квадратный метр нисколько не смущала. Он активно подзывал к себе каждого, оценивал предлагаемые ими закуски и недовольно поджимал губы, попробовав каждую из них. Наконец, распробовав одно из канапе, Алан щедрой рукой выложил себе на тарелку половину подноса и жестом позволил лакеям отправиться дальше вдоль стола, где их уже поджидали покрасневшие, как омары, гости.

– Мистер Кёниг, вы протестант?

Головы всех присутствующих разом повернулись сначала к Анхелю, а затем к Алану. Даже Уильям оторвался от размазанного по тарелке пюре с овощами. Казалось, только Алан и Кэтрин не придавали большого значения вопросу Анхеля: Маккензи нарезал свой кусок мяса, а Кэтрин болтала в бокале вино, словно силясь разглядеть сквозь его толщу на дне будущее. Уилл готов был поставить зарплату, что будущее ни для кого из присутствующих не было радужным. Кроме Алана Маккензи.

Наконец, Алан поднял голову и мягко улыбнулся.

– С чего вы это взяли?

– Вы не молились со всеми.

– Да, – Алан сдержанно кивнул, закусив свой ответ. – Вы невероятно наблюдательны, мистер Куэрво. Но смею вас разочаровать. Я никогда не молюсь

– Никогда? Совсем никогда?

– Совсем.

Если бы вокруг не было столько людей, Уилл несомненно рассмеялся бы выражению лица Анхеля. Смятение и непонимание слились в одну непереводимую эмоцию на лице испанца, для которого мир всегда делился на тех, кто ходит в церковь по воскресеньям, и тех, кто после смерти непременно будет гореть в самых глубоких и грязных котлах Ада. Он частенько рассказывал об этом Уильяму. Набожность и религиозная страстность не могли спасти душу Анхеля. Как и вера в то, что помолись он перед смертью – и все грехи смоются всепрощающим дождём.

– Но… Занятно. Мне казалось, что такой человек, как вы, непременно должен посещать все службы, чтобы заслужить прощение грехов.

– Не вижу смысла поддерживать всеобщее помешательство на одном из тысячи мучеников и его так называемом отце. С таким же успехом я могу найти на улице бездомного и основать религию в его честь. Он ведь тоже жертва людской безграмотности и узколобия. Скорее всего когда-то он был успешным работником банка или биржи, возможно предпринимателем и держал небольшой ресторанчик где-то в центре города. А потом все это исчезло. Жена ушла. И он оказался на улице, чтоб просить теперь подаяние у прохожих. Неплохое начало для святого, да?

Алан подмигнул Анхелю и отправил в рот свой кусочек мяса, игнорируя направленные на него взгляды.

– Так скажите мне, чем этот бездомный отличается от вашего бога? Ах да, вы ведь даже не богу молитесь, а его пророку. Если я правильно помню, наши братья из жарких стран именно поэтому называют вас неверными.

Алан имел полное право так говорить. И по стечению обстоятельств за столом только один человек знал правду – Уильям, со скучающей небрежностью нанизывающий на свою вилку вялые кусочки шпината. В этом даже была какая-то ирония: он с такой же уверенностью брался за еду, как Алан за терпение других гостей. Пока все переглядывались и шёпотом обсуждали произнесённые слова, Маккензи в самых высокопарных фразах описывал своё восхищение поваром семьи Куэрво. Казалось, Алан уже даже забыл о том, что пять минут назад он заставил волосы каждого в этой гостиной – каждого, кроме Уильяма, разумеется – зашевелиться от ужаса посягательства на незыблемые веками столпы веры.

Все молчали. Косые взгляды метались от гостя к гостю и только звон приборов о посуду и зубов о хрустальные бокалы, когда кто-нибудь забывал об осторожности, нарушал безмятежность воздуха.

– Какая прелестная точка зрения, – наконец изрёк Анхель, развалившись в своём глубоком мягком кресле-стуле.

Кроме Анхеля высказывания Алан почти никому не казались прелестными. Парочка сидящих поодаль стариков раздражённо бормотала про «невежественную молодёжь», «разврат» и «безбожников» и бросала на Алана осуждающие взгляды. Женщины постарше сжимали губы в тонкую полоску и смотрели на Маккензи свысока, а несколько молоденьких девушек возбуждённо перешёптывались и хихикали, прикрывая рты ладошками, пока их не одёрнули родители. Но и после этого те продолжили сплетничать только что придуманной информацией и исподтишка поглядывать на Алана. В их глазах он, несомненно, был героем, человеком принципов и собственного мнения, – Уильям усмехнулся в приложенную к губам салфетку. Хотел бы и он быть таким же наивным.