На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

— Тогда чего ждем? — спросил Гаджи. — Давай, поехали!

— Только смотрите, парни, — сказал я. — Там, наверху, чехи!

— Какие чехи? — озадаченно спросил старлей. — Откуда они тут?

— Да, да! — поддержал меня капитан. — Мы их лежку, похоже, нашли. И видели живьем… Мы вот там были, там их видели, и сюда рванули со страшной скоростью.

Старлей хмыкнул. Мы передернули автоматы, и устроились на броне так, чтобы удобно было стрелять вправо вверх. Машина понеслась. Я тщательно вглядывался в лесной массив, не мелькнет ли что? Но нет, все было тихо и спокойно.

Дорога пошла вверх, и мы, можно сказать, снова поднялись туда, откуда совсем недавно спустились. Только конечно, намного дальше к северу. БМП вырулило на поляну. Народу здесь было много. В основном люди сгрудились в круг возле чего-то или кого-то. Но гораздо больше, чем это что-то или кто-то меня поразил один из бойцов. Он был в черной джинсовой куртке и черной бандане.

Я хлопнул себя по лбу и захохотал. Вот тебе и чех! Это же наши!

Но, честно говоря, разве это нормально? Какого черта носить гражданку в Чечне и бегать при этом с оружием? Откуда я знаю, кто он такой? Говорит по-русски? Так чехи все говорят по-русски. А на лице у него не написано, какой он национальности. Опять же, тут и бандерлоги орудуют, и приебалты, и даже русские. Всякая наемная сволочь! Как я могу отличить этого бестолкового солдата от боевика? В таком виде — никак. И если бы ситуация сложилась по-другому, вполне может быть, что я выстрелил бы в него, искренне полагая, что передо мной противник…

Старлей и Гаджи растолкали толпу. Я воспользовался этим моментом и протиснулся за ними. На земле скорчился в беспамятстве крепкий, здоровый и немолодой боевик. Голова у него была в крови. Медик опустился на колени, послушал пульс, осмотрел рану, повертел головой раненого из стороны в сторону…

— Нет, ребята, — сказал Гаджи, вставая с колен. — Это все. Он не жилец. И в сознание, скорее всего, уже не придет.

— Вот, блин! — разочаровано воскликнул кто-то из местных офицеров. (Звание определить было невозможно — все звездочки с погон были тщательно убраны. Я и старлея-то определил только по тем пятнам, которые остались от звездочек на выгоревшем хэбэ).

— Да что мы могли сделать? — добавил кто-то. — Выскочил этот козел из кустов, давай стрелять! Вот с ходу и вмочили по нему. Кто бы стал в такой ситуации разбираться? Как попали, так и попали.

Я снова попробовал выйти на связь по своей рации. И, о чудо! Она заработала!

— Где вы есть? — завопил Санжапов.

Как мог, стараясь говорить короче, я описал наше положение.

— Ну, двигайтесь вперед, — приказал мне комбат. — Вам навстречу уже Франчковский пошел.

Я передал приказ Гаджи и его солдатам, и мы тронулись. Дорога здесь была одна, заблудиться было бы трудно. Не прошло и десяти минут, как на нас вынырнул недовольный Франчковский.

— Нашлись, наконец, — саркастически заметил он, но осекся, увидев взгляд капитана. На меня ротный точно наорал бы. Но наорать на капитана, да еще местного, кавказского… Это чревато неприятностями. Франчковский пожевал губами, и ничего больше не сказал.

Мы прошли еще метров двести — триста вверх, и обнаружили всю нашу часть! Недалеко от нас ушли ребята, как оказалось. Выдохлись, если сказать честно. Мои минометчики, например, отреагировали на мое возвращение крайне вяло. Честно сказать, вообще никак не отреагировали.

Мы еще немного посидели, а потом все разом поднялись, и снова пошли вперед.

Вскоре впереди началась стрельба, которая, впрочем, также быстро и смолкла.

«Еще что ли одного чеха завалили?» — подумал я. — «Чего они так любят по одиночке выскакивать и стрелять в нас?».

Однако я ошибся. Дело было почти наоборот. Мы, оказывается, вышли к какой-то усадьбе. Тут было два — три дома. И все. У нас на Дону такое поселение назвали бы хутором. Но какой хутор в Чечне? А назвать аулом эти три дома у меня язык не поворачивался.

Ну, неважно. Как только наши вышли к этим домам, оттуда в лес рванули люди. Вот по ним и велась стрельба. А так как никакого ответного огня не последовало, то стрельбы быстро прекратилась. Наша доблестная пехота кинулась в дома. Искали воду. А потом увидели ульи. И понеслось… Нашлись специалисты — пчеловоды, и началась импровизированная добыча меда.

Санжапов хотел было что-то кричать, потом промолчал, потом плюнул, и объявил привал. Из ближайшего дома Абрамович вынес трехлитровую банку воды. Пили мы все, потом за водой сходил Восканян. Потом Солохин принес немного меду. М-м-м… Вкусно!

Потом мы все-таки тронулись дальше. По ходу движения стол третий дом, мы прошли прямо через него. Я подобрал на полу набор акварельных красок: подумал, что это можно отдать разведчикам. Картина внутри дома была уже привычной, все вещи свалены на полу, многое разбито. Нагадить, правда, никто не успел. Времени, видно, не было.

Дальше мы вышли к забору из сетки-рабицы. Пехоты прошла много правее, тащиться в тот проход было далеко, а сил оставалось немного. Мы пошли напролом. Раскачали металлические столбики, к которым крепилась сетка, свалили их, и прошли прямо по ней. За забором снова был крутой подъем. Просто подъем — ни тропинки, ни дорожки… Ничего.

Я оглянулся, и меня разобрал неудержимый смех. Бедняга Данилов, со своим стволом за плечами, забрел куда-то в сторону от того пролома, что мы сделали, и пытался перелезть прямо через сетку. Он добрался до середины, и она упала на него. Теперь он лежал под ней, и вяло дергал лапами, так как ни подняться, ни стряхнуть с себя рабицу у него уже явно не было сил.

Услышав мой хохот, бойцы стали оглядываться, а потом и сами начали хохотать. Мы смеялись, и смех превращался в истерику. Мы ржали, и не могли остановиться. Из моих глаз текли слезы, но я продолжал хохотать, хотя от смеха уже начал болеть живот.

Все попадали на землю и снова смеялись. Это была некая компенсация за тяжелый, очень трудный и нервный день. Когда все-таки все утихли, я, Боев и Абрамович вытащили Данилова из-под завала, и мы ринулись на штурм горы. Еще несколько минут мата, проклятий, тяжелого дыхания и стука крови в голове, и наша батарея взобралась наверх. Здесь уже была ровная зеленая поляна. За ней, правда, был еще один подъем. Однако он был настолько пологий, по сравнению с теми, что мы сегодня уже преодолевали, что его вполне можно было и не брать в расчет.

Ей-Богу! Когда мы вышли к прямой дороге на Агишбатой, как будто бы попали в другой мир.

Уже не надо было никуда бежать и карабкаться. Тут же оказалась наша разведка во главе с Сабонисом, и что самое поразительное — они катались на «козле»!

— Где вы его взяли? — спросил я с изумлением у командира разведроты.

— Тут прямо и взяли. Чехи драпали, и бросили его. Еще мотор даже не остыл. Все! Садись за руль, и езжай! Что мы, строго говоря, и сделали…