Страсть Клеопатры - Энн Райс

– Но истинное происхождение их известно только вам, – заметил Рамзес.

– Энамон также знает это. И Актаму знает. – Бектатен опустила взгляд на Сакноса и нежно провела пальцами по длинной пряди его волнистых черных волос. – И Сакнос знал.

Последние слова она произнесла едва слышно.

Какие эмоции обуревали ее сейчас, когда она касалась этого падшего человека? Было ли это материнским прикосновением или скорбным касанием возлюбленной? Или же нежность и внимание бессмертной царицы объединили в себе и то и другое, создав какое-то еще более сильное чувство?

Рамзес задумался: интересно, что видела она, когда наблюдала за последним смертельным шагом этого мужчины? Была ли она в плену воспоминаний о нем? Может быть, когда он разбился, в ней вдруг проснулась нежность, неожиданная для нее самой? Или она просто скорбела о царстве, которое они с ним когда-то делили? Вспоминала ли она свой дворец, свои покои, высокие стройные пирамиды ее царства, усеивавшие территории, которым суждено было стать безжизненными засушливыми пустынями? А может быть, ей виделась большая стая птиц, которые без устали, снова и снова, кружили над дворцом? Тех самых птиц, которые выдали ее секрет человеку, предавшему ее в конечном счете?

Все это было возможно. Все это было даже более чем возможно.

Бессмертие, которое обрел Рамзес, увеличило объем его памяти, расширило сеть ее каналов, распахнуло коридоры его сознания, по которым память наполнялась новыми фактами и по которым он мог вызывать любые свои воспоминания. Он только сейчас понял, что, пусть неосознанно, считал Клеопатру обреченным созданием именно из-за того, что его воспоминания становились все богаче, в то время как она свои постепенно утрачивала.

Бектатен повернулась к своему шкафу.

И вынула оттуда какой-то флакон. Находившаяся в нем жидкость по цвету отличалась от всего, что она показывала им до этого. Но Джулия, видимо, приняла это за эликсир, потому что, когда Бектатен открыла бутылочку, она испуганно вскрикнула:

– Нет! Нет, вы не должны…

Вместо ответа Бектатен взмахнула в ее сторону рукой плавным и немного пренебрежительным жестом. После чего тонкой струйкой пролила эту голубоватую жидкость на торс Сакноса по всей его длине. В считаные минуты человеческая плоть – плоть смертного – начала как бы растворяться. Далее царица повторила этот процесс, выплескивая зелье тонкими струйками ему на голову, от носа до середины лба, а затем на шею и по длине обеих ног.

В последующие несколько минут все его тело рассыпалось, образуя кристаллический порошок, который в свою очередь постепенно куда-то исчезал. К моменту, когда весь процесс полностью завершился, на столе остались лишь едва заметные дорожки пыли, но они даже не напоминали силуэт мертвого тела, только что распростертого здесь.

Выходит, она пригласила их на своего рода похороны. На что-то вроде последнего прощания.

Позади них на стене висела посмертная маска Сакноса и лежали рисунки его тела, которое только что исчезло прямо у них на глазах. Вместе с упоминаниями в шактани эти предметы были последними свидетельствами существования человека по имени Сакнос, первого министра давно погибшего царства Шактану.

– Нужно иметь и других свидетелей, – странно произнесла Бектатен.

В ее глазах стояли слезы. Она поднесла к лицу пальцы, те самые пальцы, которые только что ласкали длинные пряди волос Сакноса, и осторожно втянула носом их запах. Последний момент контакта с человеком, которого она минутой назад обратила в пыль. Что-то вроде прощального поцелуя, наверное. Что бы ни означал для нее этот жест, он помог ей сдержать слезы, иссушив их усилием могучей воли.

– Если человек живет вечно, ему уже недостаточно иметь только собственные взгляды, собственные записи, собственные воспоминания. Поэтому сегодня, в двадцатом столетии, в этот день тысяча девятьсот четырнадцатого года, я прощаюсь с одним из своих свидетелей. И приветствую двух новых.

Она улыбнулась им очень теплой улыбкой.

– Я надеюсь, моя царица, – сказал Рамзес, – что мы будем для вас не просто свидетелями.

– И я, – прошептала Джулия, – я тоже на это очень надеюсь, моя царица.

– Как и я, – кивнула в ответ Бектатен.

Внезапно из главного зала донесся какой-то непонятный шум. Джулия вздрогнула и испуганно схватила Рамзеса за руку, но Бектатен только усмехнулась.

– Похоже, это вернулся Актаму, – сказала она и повела их к нему навстречу.

Лай они услышали, еще не дойдя до зала.

Джулия заколебалась в нерешительности, прежде чем войти, но потом почувствовала на талии руку Рамзеса, которая аккуратно подталкивала ее вперед.

Бектатен смело, без всякого страха прошла мимо них. Они все вместе свернули за угол. Картина, открывшаяся перед ними, могла поначалу показаться угрожающей. Но уже через минуту Рамзес понял, что собаки, бегавшие по просторной комнате, не преследовали Актаму, а кружили вокруг него, как планеты вокруг Солнца. Когда же тот время от времени наклонялся, чтобы погладить одну из них, остальные тут же подскакивали к нему, подставляя свои морды, чтобы он и им почесал за ухом или под горлом.

Зрелище было поистине потрясающим – более десятка огромных мощных псов, подчиняющихся воле одного человека! Но теперь эти животные уже не находились под действием чар «ангельского соцветия» – по крайней мере, не в данный момент, хотя Джулия сначала подумала именно так. Как и Бастет, кошка с внимательным взглядом, преданно охранявшая Сибил во время всего ее пребывания в этом замке, эти бывшие псы-убийцы под влиянием волшебного зелья навеки изменили свой жестокий нрав. И все это случилось с ними в тот короткий промежуток времени, когда они находились во власти человеческого сознания.

Бектатен легко двигалась среди них, разведя руки в стороны. Несколько громадных собак сразу стали тереться у ее ног, словно послушные подданные, подставляя свои большие истосковавшиеся по ласке головы под ее открытые ладони. И она с удовольствием гладила и почесывала их. Рамзесу казалось, что он чуть ли не впервые видит ее смеющейся. Просто сейчас это был искренний смех счастливого человека.

– Какие славные животные, – сказала царица. – Они мне нравятся.

В этот момент, наблюдая, как она движется среди этих покорных созданий, Рамзес вдруг осознал, что на самом деле она сделала для него, открывшись ему и поведав свою историю. Повстречавшись ему во время запутанного и загадочного конфликта, Бектатен положила конец его многолетним бесцельным скитаниям. Потому что даже во время счастливого времяпрепровождения с Джулией его никогда не покидало некоторое беспокойство, и он понимал, что если не сможет вписаться в современный мир или в некое подобие современной жизни, то его существование снова станет лишь бесконечным одиночеством бессмертного. Одиночеством, которое вскоре охватит и Джулию, несмотря на то что они вместе путешествуют, любят друг друга, вместе вкушают величайшие чувственные удовольствия, доступные человеку. Но Джулия слишком недавно приобщилась к бессмертию, чтобы понимать, каким сокрушительным грузом может со временем стать это одиночество. А он ведь это знает. Знает даже слишком хорошо.