Страсть Клеопатры - Энн Райс

– Насколько я поняла, – ответила Джулия, – образ жизни, который ты мне описывал, предполагал игнорирование душевной боли и попытки отвлечься от нее в повседневной рутине.

– Да. Именно.

– То, что ты увидел, решительно изменило тебя, Алекс?

– Вероятно. Но я не это хотел сказать.

– А что же?

– Я хотел сказать, что здравомыслящие люди обычно считают, что они не подвержены изменениям. Что они могут просто отбросить последствия своего нового жизненного опыта. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Новую информацию…

– Алекс…

– Так что, полагаю, все это можно понять. Наверное, это позволяет прощать тех, кто от тебя так много утаивал. Даже, если сам ты обнажил перед ними свою душу.

Она хотела взять его за руку, но он отстранился. А когда она потянулась к его щеке, сделал шаг назад.

– Не нужно, Джулия. Прощение – это совсем новое чувство для меня. Так что прошу тебя пока что его не проверять.

– О чем еще ты просишь меня?

– Я хочу сказать, что теперь подошла моя очередь. И я прошу удовлетворения. На короткий срок, по крайней мере.

– Твоя очередь? Я что-то не пойму тебя.

– Мой отец никогда не вернется домой. Теперь я это точно знаю. Я знаю это потому, что он так и не пообещал нам этого, как мы с мамой ни настаивали. А еще я знаю, что моя мать испытывает огромное облегчение от этого. При том благосостоянии, которое обеспечивает отец, она счастлива вернуться к выполнению своих обязанностей в качестве графини Резерфорд и заняться всей нашей недвижимостью, которую она с большим трудом и с ничтожным успехом пыталась поддерживать столько лет. По секрету она сказала мне, что пришла ее очередь править нашим маленьким королевством Резерфордов, и ее не очень заботит, увидит ли она когда-либо моего отца снова или нет.

– Понятно, – сказала Джулия.

– Все это, конечно, очень хорошо, – продолжал Алекс. – Но я очень рассчитываю на то, что наконец пришел и мой черед, правда, в несколько другом плане.

– Я по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду, Алекс.

– Мой отец сейчас наслаждается своими бесконечными путешествиями, вы с Рамзесом наслаждались своими. И скоро уедете снова. А теперь я тоже хочу отправиться путешествовать.

«Он сказал Рамзес, – отметила она. – А не мистер Рамзи».

– Алекс, ты не должен…

– Не должен – что? Прошу тебя, Джулия. Я все понимаю. Правда. Я понимаю. Ты думала, что это убережет мне сердце, если я буду считать ее безумной. Возможно, даже видела нечто положительное для меня в том, что я был единственным в нашей компании, кто не знал истинной цели поездки в Египет. И понятия не имел о ее важном значении. А мой отец, безусловно, знал это, и это в какой-то мере объясняет его долгое отсутствие.

– Алекс, ты должен понять, что я…

– Я понимаю. Джулия. И говорю без всякого сарказма. Мне нелегко произносить такие вещи, и поэтому я прошу тебя относиться к ней с уважением.

– Алекс, ты не знаешь, что она собой представляет.

– Как и ты сама!

От захлестнувшей его злости она вздрогнула, потому что никогда не слышала в его голосе ничего подобного.

– Как не знает этого и Рамзес, – сказал он. – В этом-то все и дело, верно? Вы с ним старались уберечь меня от создания, природы которого на самом деле просто не понимали. И не понимаете до сих пор. Даже она сама не знает, кто она. Ясно только одно: она хочет вернуться в убежище, в котором вы оба хотели ее удерживать. В этом случае вы оба будете удовлетворены, не так ли? Даже если я поеду с ней. На то время, которое ей осталось. И я прошу тебя… Нет. Нет, не прошу. Я требую, Джулия. Я требую, чтобы вы не следили за нами.

«За нами».

– Где она теперь, Алекс? – спросила Джулия. – На ферме у одного из ваших арендаторов? Ты должен мне это сказать.

– Прощай, Джулия.

Голос его немного смягчился, и он даже сделал шаг в ее сторону, сократив расстояние, на которое отпрянул, когда она попыталась коснуться его:

– Прощай. Я понимаю, что вы с Рамзесом стоите на пороге волшебного и пугающего мира, который еще полностью не исследован. Я ни на секунду не сомневаюсь, что ваша новая подруга из Эфиопии явилась как раз оттуда. Я надеюсь, что вы найдете в том мире много радости и удивительных чудес. Но сам я не хочу быть частью этого. Как не хочет этого и она.

* * *

Как так получилось, что эти простые слова задели ее больше, чем что-либо другое, произошедшее с ней за последние месяцы? И какова была настоящая причина тех слез, которые сейчас выступили на ее глазах? Что это было? Чувство вины? Угрызения совести? Раскаяние? Не похоже.

Он взял ее за плечи и, наклонившись вперед, поцеловал в лоб. После того как мгновение назад он отстранился от нее, этот жест был похож на благословение. Затем он быстро развернулся и поспешил через площадь в сторону своего автомобиля. Потому что теперь он боялся. Боялся, что она станет преследовать его. Что предупредит Рамзеса, и тогда они вдвоем начнут искать, где он прячет ее, это создание, которое когда-то в прошлом было Клеопатрой. Но теперь она была все-таки не совсем ею.

Джулия хотела пойти за ним, но, вопреки своему желанию, замерла словно парализованная. Сраженная его откровениями и прямотой, его искренностью, а также вспышками злости, что, как и его уязвимость, проявившаяся в последние недели, было для него совершенно не характерно.

Он сможет измениться. Он сможет принять эту, казалось бы, невозможную реальность. Именно об этом он ей только что и говорил.

Она видела, как его машина неторопливо проехала через площадь и скрылась из виду.

Через считаные секунды она услышала за спиной чьи-то шаги, и Рамзес обнял ее сзади за плечи.

Джулия повернулась к нему и спрятала лицо на его широкой груди. Она догадывалась, что не имеет смысла скрывать от него свои слезы. Потому что он, конечно же, чувствовал их через рубашку, да и ее судорожное дыхание тоже выдавало ее плач.

Неужели ей придется сохранить это в тайне от Рамзеса? Неужели это единственный способ с уважением отнестись к просьбе Алекса? Точнее, к его требованию, как он сам об этом сказал.

– Она с ним, Рамзес. Она с ним. Он знает все, что известно ей. А теперь он попытается скрыться с ней и требует, чтобы мы их не преследовали.

– Он сердился на тебя? – спросил Рамзес.

Она подняла на него глаза.

– Не очень, – прошептала она в ответ. – Не настолько, чтобы это могло объяснить мои слезы. И угрызения совести или раскаяние с моей стороны тут тоже ни при чем. Так что мне сложно объяснить ту печаль, которая переполняет меня.

– Зато я могу это объяснить, дорогая.

– Ты, конечно, можешь.