Ленин в 1917 году - Сергей Кремлев

Выполняйте, граждане, работайте…

Однако многие «образованные» «россияне» — особенно из претендующих на роль «мозга» и «совести» нации, видеть и понимать всего этого не желали. И особенно показательными в этом отношении оказались «Несвоевременные мысли» Горького — серия из 58 статей, которые он публиковал в газете «Новая жизнь» с весны 1917 года по лето 1918 года.

Только умом и великодушием Ленина объясняю то, что он после ряда «несвоевременных» статей Горького конца 1917 и начала 1918 годов не поставил на отношениях с «великим пролетарским» писателем жирный и окончательный крест — Ленин умел прощать заблуждения… А нагадил тогда ему, а точнее — новой возникающей России, Горький немало. Так, в № 198 «Новой жизни» от 10 (23) декабря 1917 года он писал:

«Практический максимализм анархо-коммунистов и фантазёров из Смольного — пагубен для России и, прежде всего, — для русского рабочего класса. Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них — та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обречённый на неудачу опыт проводят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть. Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву своей грёзе о всемирной или европейской революции…»

Можно было бы привести немало подобных горьковских «несвоевременных» цитат, вонзаемых, как ножи, в тело ленинской революции, но стоит ли? И приведённого довольно…

Отвечая Горькому — не на эти обвинения, а уже по другому поводу, после взаимного восстановления отношений — Ленин писал 15 сентября 1919 года:

«Дорогой Алексей Максимыч!

…Я вспоминаю особенно мне запавшую в голову при наших разговорах (в Лондоне, на Капри и после) Вашу фразу:

«Мы, художники, невменяемые люди».

Вот именно!

«Художники, невменяемые люди».

«Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами» буржуазных интеллигентов неправильно… Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистической войне — дело, заслуживающее поддержки… а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 51, с. 47–48.)

Ленин не пенял Горькому его собственными газетными истериками — Владимир Ильич, повторяю, был человеком великодушным, то есть — человеком великой души. А я, грешный, человек более злой, чем Ленин. И приведу, пожалуй, ещё одно извлечение из горьковских «Несвоевременных мыслей»…

В статье, опубликованной в № 100 (315) «Новой жизни от 13 (26) мая 1918 года, Горький писал уже нечто иное:

«Большевики? Представьте себе, — ведь это тоже люди, как все мы, они рождены женщинами, звериного в них не больше, чем в каждом из нас. Лучшие из них — превосходные люди, которыми со временем будет гордиться русская история, а ваши дети, внуки будут и восхищаться их энергией…

О да, они наделали много грубейших, мрачных ошибок. Бог тоже ошибся, сделав всех нас глупее, чем следовало, природа тоже во многом ошиблась — с точки зрения наших желаний, противных её целям… Но, если угодно вам, то и о большевиках можно сказать нечто доброе, — я скажу, что не зная, к каким результатам приведёт нас, в конце концов, политическая деятельность их, психологически — большевики уже оказали русскому народу огромную услугу, сдвинув всю его массу с мёртвой точки и возбудив во всей массе активное отношение к действительности, отношение, без которого наша страна погибла бы…»

Итак, через пять месяцев после сравнения Ленина с безжалостными учёными-бактериологами и вивисекторами Горький усматривал в нём нечто богоравное и даже более того — нечто равное самой Природе!

Н-да!

Как тут не повторить за Алексеем Максимычем: «Художники — невменяемые люди».

ЛЕНИН видел ситуацию иначе — вполне представительны в этом отношении его письмо в редакцию «Правды» о союзе рабочих с трудящимися и эксплуатируемыми крестьянами (ПСС, т. 35, с. 102–104) и выступления, например, на Чрезвычайном Всероссийском съезде крестьянских депутатов, который проходил с 10 по 25 ноября (с 23 ноября по 8 декабря) 1917 года.

Надо сказать, что этот съезд был бурным и неоднозначным. Если II съезд Советов рабочих и солдатских депутатов был преимущественно большевистским, то на крестьянском съезде на 18 ноября (1 декабря) 1917 года из 330 делегатов с решающим голосом было 195 левых эсеров, 65 правых эсеров и эсеров центра и всего 37 большевиков. Потом делегаты и ещё подъезжали, но большевиков это укрепляло мало.

В резолюции съезда «О власти», внесённой левыми эсерами, имелось требование о создании правительства «из всех социалистических партий, от народных социалистов до большевиков включительно», но в той же резолюции съезд признал, что такое правительство должно быть создано «для осуществления программы II съезда Советов».

(В. И. Ленин. ПСС, т. 35, прим. 41 на с. 457.)

Особой логики в том не было — идеи II съезда Советов не были приняты именно теми «социалистическими» партиями, представителей которых крестьянские делегаты желали видеть в правительстве. А об атмосфере на крестьянском съезде можно судить по следующему эпизоду…

14 (27) ноября 1917 года — на двадцатый день Советской власти, Ленин выступал на съезде по аграрному вопросу, и когда он сообщил, что с поста главнокомандующего смещён генерал Духонин и на его место назначен Крыленко (прапорщик), в зале раздался смех.

Ленин, как я понимаю, просто разозлился и закончил речь так:

— Вам смешно, но солдаты вас осудят за этот смех! Если здесь есть люди, которым смешно, что мы сместили контрреволюционного генерала и назначили Крыленко, который против генерала и поехал вести переговоры (о перемирии с немцами. — С.К.), то нам не о чем с этими людьми разговаривать… С теми, кто не признаёт борьбы с контр- революционным генералитетом, у нас нет ничего общего, мы предпочтём лучше уйти от власти, быть может, залезть в подполье, но не будем иметь с такими людьми ничего общего.

(В. И. Ленин. ПСС, т. 35, с. 95.)

Непросто, непросто было тогда Ленину…

А впрочем, когда ему было легко? Уже после его смерти поумневший Горький вздохнёт: «Должность честных вождей народа нечеловечески трудна».

Угу, трудна — при таких интеллигентах, как Горький образца 1917 года, и при таком народе, как русский, в котором хватает Иванов да Марий, но ещё больше — Ванек да Манек! Нечеловечески трудно поднимать Ваньку и Маньку до уровня Ивана да Марьи, и для того лишь, чтобы они осознали — в чём заключается их подлинный интерес: в покупке в кредит «Шевроле» или в избрании власти, которая делает народ, а не депутатов от «Единой России» распорядителями судьбы народа и державы.