Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

— Назад! — Крикнул судья.

Эминэлэмец послушно отступил, ожидая: встанет мальчишка, чтобы схлопотать еще или признает поражение. На разгоряченных мускулах Тингона играли отсветы фонарей, карие глаза горели зловещим огнем, казалось, высокий сильный эльф был вылит из бронзы, а под ресницами поблескивали черные отполированные опалы.

Эридан отлепил щеку от мраморной плиты и мотнул головой. Пепельный локон свис по уху, неприятно задев порез на скуле. Сначала Ортанс унизил Лекса, теперь этот унизит его. Эридан зажмурился, тошнота подступила к горлу. Нет, нельзя показывать слабость; никогда и ни при каких обстоятельствах не проявляй слабости и не показывай страха, как учил лорд Габриэл. О, Всевидящий, он был прав! Он предупреждал их! Они не послушали, и получили двойной удар: потеряли учителя и опозорились на глазах приюта.

Брат Арианны тяжело перевалился на локоть и бросил взор в темноту — темный эльф стыл в проеме двери. Его выдавала длинная дымчатая тень, лежавшая косым серебром на плитах двора. Хлесткий порыв скосил пламя факела — рыжеватый отблеск на мгновенье осветил мраморное лицо и неживые стеклянные глаза. Габриэл пришел на поединок, прикрывшись безучастной маской равнодушия. Горделивая осанка и высоко вскинутый подбородок красноречиво говорили: он не сочувствует самонадеянным ученикам, возомнившим себя богами мечей.

Лекс едва унес отсюда ноги, его — Эридана с поля битвы, похоже, — унесут. И пусть! — разозлился мальчишка. Бесчувственный темный мерзавец! Эридан уже решил, что не отступит и доведет бой до конца, как бы печально он ни закончился. В ярости боя его новая душа ковалась из стали, в пекле схватки его новое тело ткалось из камня. Трус, каким он был раньше — умирал на арене. В нем зарождался дух воина.

Эридан подавил стон и встал. Тингон рассмеялся.

— Упорный сосунок.

Еще несколько болезненных уколов осыпали его тело, прежде чем эминэлэмец жестко блокировав выпад, выкрутил ему запястье и заломил за спину. Он поставил его на колени и рассмеялся:

— Готов признать поражение?

— Ни за что!

Эридан выбросил ступню, пытаясь сбить Тингона с ног, но получил удар коленом в спину. Заломленная рука, не желавшая выпускать клинок, вспыхнула, и пальцы разжались сами собой. Меч звонко упал — это было последнее, что услышал Эридан прежде, чем лишиться чувств. Недавний удар в голову, которым его «наградил» гоблин на перевале Речная Чаша не прошел бесследно — дурнота накатилась внезапно и беспощадно.

* * *

— Убили! Убили! А-а-а! — гнома Бель вопила, топая по коридору большими волосатыми ступнями. — Клянусь бородой мужа, убили! Его убили! А-а-а!

— Кого убили? — Удивлено спросил Остин, когда прачка без стука ворвалась в его кабинет, судорожно глотая воздух.

Она долго верещала, размахивала руками, трясла густыми смоляными кудрями и жиденькой бородкой, прежде чем объясниться:

— Эминэлемца убили! Того — участника поединка. Лорда Тингона! Я зашла в его комнату сменить постельное белье, а он лежит на кровати в луже крови! Глаза раскрытые! Изо рта слюна! Клянусь будущей бородой сына, его закололи! А-а-а!

— Троллева мать! — Выругался огр, входя в эльфийский покой.

Прачка не обманула — Тингона закололи столовым ножом. Красивый воин лежал на мятом покрывале с запрокинутой головой и рассыпанными по подушке темно-шоколадными волосами. В широко раскрытых глазах цвета темного меда застыли боль и неподдельное удивление — он не ожидал смертельного удара. Одна рука бессильно свесилась над краем кровати, вторая сомкнулась в кулак.

Владетель Ательстанда перевел взгляд — металлическая рукоять возвышалась над колотой раной и поблескивала резным узором в рассветных лучах. Подлых, тайных убийств в его родном приюте еще не случалось, и Остин обреченно покачал головой — дожили.

Мардред дернул большими зеленоватыми ушами и прохрипел:

— Такого не утаить, лорд Остин.

— Мы не станем скрывать правду. — Он стоял к огру той половиной лица, которую скрывала повязка, прятавшая потерянный глаз, и прочесть мысли молодого эльфа помощнику не удалось. — Бесчестить обманом свой дом не позволю. — Злился Остин на огра, хотя знал, тот ни при чем.

— Как скажите, — буркнул Мардред.

В проем втекли Хегельдер, лучник Эллион, братья Левеандил Око Бури и Рамендил Эндермеран, Люка и несколько любопытных детей.

— Выведите их, — махнул Остин.

Когда детей выставили, Хегельдер вздохнул:

— Всевидящий, это правда.

С нижних этажей слышались крики и вопли перепуганной гномы.

— Она весь приют на уши поставила, — мрачно заметил Эллион, отступая к окну.

— Что мне ей рот заткнуть? — Сердился Остин.

Из коридора прилетел гомон голосов и шелест одежд. Осыпая страшными проклятиями приют, его владельца и всех постояльцев к покоям убитого подходил валларро Одэрэк Серый Аист.

— Поздно затыкать, — поморщился Люка, отстраняясь от двери.

И вовремя — та с шумом распахнулась и в покои влетел взбешенный эльф. Его сопровождал вчерашний победитель Ортанс, слегка взъерошенный, с белесым инеем на ресницах и темно-золотых волосах.

— О, нет! О, горе! Мальчик! Мой, дорогой! Тебя убили! Безжалостно, зверски убили во сне! — По-эльфийски мягкий, с легким звоном, и одновременно отталкивающе тяжелый голос раскатился по комнате рокотом злобного грома.

Одэрэк бросился к убитому, упал на колени у кровати и медленно сомкнул меж ладоней откинутую безжизненную руку Тингона.

— Холоден, как камень. Прекрасен, как весенне утро. Как? За что? Во имя чего? Дикость. Кощунство. Твоя кровь будет отомщена. Тот, кто совершил это варварское деяние — понесет неотвратимую кару. Я клянусь, что не сомкну глаз и не возложу еды в рот, пока не добьюсь признания, от того, кто это сделал.

— У вас есть предположения? — Полюбопытствовал Остин, когда почтенный эльф выплеснулся гневом и замолчал.

Валларро обернулся — мудрое спокойное лицо преобразилось до неузнаваемости; Остину показалось — из глаз Одэрэка выплеснулось холодное пламя, а сам он обратился в костлявое, с истлевшей кожей и мертвой душой существо. Владетель Ательстанда сделал шаг назад, моргнул, а когда глянул на Одэрэка снова — наваждение пропало.

— Я знаю, кто убил лучшего мечника Эмин Элэма, — певуче молвил тот.

— Кто? — Люка упер руки в боки.

— Исчадие ночи, — промурлыкал Одэрэк, но в нежности голоса таилась неприкрытая ненависть.

— Габриэл? — Удивился Левеандил.

— Ему не было прока от смерти эминэлемца, — поддержал его Рамендил, качая головой.

— Разве? — Шелестел осенней листвой Одэрэк. — А я думаю — был.

— Говорите, что знаете, — с тяжелым сердцем потребовал Остин.