Университет - Бентли Литтл

– Это святотатство, – заявила девушка. – Вы против христианства.

– Как раз напротив, – возразил ей преподаватель. – Я полностью на стороне Библии во всем, что касается каннибализма.

– Я больше не собираюсь это выслушивать. – Девушка собрала учебники и направилась к выходу.

– Закройте дверь, – негромко распорядился профессор.

Мускулистый молодой человек, сидевший слева от Патти и одетый в футболку кафедры физического воспитания, встал, запер дверь и остался стоять перед ней, сложив руки на груди.

– Человеческие жертвоприношения и каннибализм – это два единственных способа истинного общения с Богом, – сказал профессор, неторопливо снимая пиджак.

– Немедленно выпустите меня! – потребовала девушка.

Патти встала вместе с остальной аудиторией. По рядам уже раздавались ножи и вилки.

– И сказал им Иисус: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни…»[85]

Теперь девушка, которая, очевидно, была в ужасе, громко всхлипывала. Пока она старалась оттолкнуть охранника от двери, ее книги рассыпались по полу.

Патти взяла в руки протянутые ей нож и вилку – и почувствовала отвращение. Но странное возбуждение, охватившее ее, было гораздо сильнее, и вместе с остальными студентами она придвинулась к двери.

– Ешьте, пейте и будьте счастливы! – ухмыльнулся профессор.

– Нет! – воскликнула девушка.

И первая вилка вонзилась ей в предплечье.

Рон так и не был до конца уверен, кто его захватил. Предполагал, что это были члены другого братства, но не знал, было ли это «черное братство». Они схватили его, как только он вышел за порог своей комнаты в общаге, натянули на голову наволочку, схватили руки и ноги и завязали кляп в том месте наволочки, где должен был находиться его рот, чтобы он не кричал. Судя по всему, их было много. Рон почувствовал на теле несколько пар рук; его не стали толкать, чтобы он шел вперед, а подняли на руки и отнесли в машину, или в фургон, или в что-то в этом роде.

Похитителей никто не остановил, никто не задал им ни одного вопроса по поводу того, что они делают, и Рон подумал, что даже если б их увидели, то подумали бы, что это одна из безобидных студенческих шуток.

Хотя он был уверен, что это далеко не шутка.

А просто еще одна стычка в идущей войне.

И он станет ее следующей жертвой.

Его куда-то отвезли. И вытащили из машины. И внесли в здание. И бросили на стул, к которому привязали.

Потом с него сняли штаны. И нижнее белье. И крепко притянули его ноги к ножкам стула.

После этого с него грубо сорвали наволочку, и Рон увидел, что находится в комнате с низкими потолками и без окон, а члены братства, в красных блузах, стоят одинаковыми рядами вдоль темных, покрытых дешевыми панелями стен. Во влажном и спертом воздухе воняло пóтом и прокисшим пивом. Свет в комнате был тусклым и рассеянным, и шел он не от ламп на потолке, а от источника, которого Рон не смог рассмотреть, и ему понадобилось какое-то время, чтобы понять, что все присутствовавшие были в масках.

Неожиданно он испугался еще больше.

Он переводил взгляд с одной фигуры на другую в надежде заметить что-то знакомое, будь то поворот головы, особая осанка или необычный размер, но красные блузы и маски успешно скрывали все индивидуальные особенности членов братства.

Маски. Они все были одинаковы – физиономия Ричарда Никсона, – и в их глубоких темных отверстиях Рон видел направленные на него сверкающие глаза.

Кто эти люди? Он продолжал вглядываться в фигуры, в одну за другой. Они были слишком низкими, чтобы принадлежать членам «черного братства».

Слишком низкими для членов любого братства.

Рон присмотрелся внимательнее – и разглядел под блузами контуры бюстов.

Его захватило какое-то женское студенческое объединение.

Настроение немного улучшилось. Может быть, еще не все потеряно. Может быть, все не настолько серьезно. Может быть, это часть какого-то утонченного злобного ритуала. Может быть, они все хором отсосут у него или трахнут, а после этого отпустят. Это он как-нибудь переживет.

Но когда Рон повернул голову налево, его последние надежды испарились. В дальнем конце комнаты стоял дешевый, плохо сделанный трон, на котором сходились обе линии красноблузочниц, а на троне восседала на удивление уродливая и агрессивная паукообразная обезьяна. Стена за троном была украшена увеличенными снимками обнаженных мужчин. Мертвых обнаженных мужчин.

Фигура в маске, одетая в зеленую, а не в красную, блузу, прошла из-за спины Рона к трону. У его ступенек она преклонила колени.

– Великий Бог Флан, – произнес женский голос, – скажи нам, должны ли мы наказать неверного?

Обезьяна вскочила на ноги, захлопала волосатыми ладонями и громко заверещала.

– Да будет это зафиксировано, – сказала женщина. – И да будет так!

Она встала, повернулась к Рону, и тот увидел у нее в руке опасную бритву.

Он боролся, извивался, сопротивлялся и отчаянно пытался освободиться от своих пут, но веревки были затянуты настолько сильно, что не поддавались. Неожиданно ему пришла в голову мысль о его обнаженных гениталиях. Стоявшие в ряд члены женского братства что-то хором скандировали, но он не мог понять, что именно, а женщина с бритвой шла по проходу в его сторону.

Рон начал кричать. Не хотел, но это случилось против его воли. Ему было не по себе от того, как по-женски звучат его крики, но он не замолчал. Не смог замолчать. Он продолжал кричать.

Женщина встала перед ним на колени. За черным пластиком маски Рон рассмотрел ее светлые волосы.

И на фоне своих собственных криков, усилившихся, когда бритва разре́зала ему кожу под левым соском, он, наконец, услышал знакомый голос.

Голос Рут.

Она смеялась.

Йен позвонил на кафедру и сказался больным, чтобы иметь возможность в полдень встретиться со Стивенсом. Когда он звонил, вся кафедра озабоченно гудела. Смерть Кифера еще не попала в газеты, но все уже знали о ней, и Эмерсон слышал плач Франси, пока объяснял Марии, что не сможет сегодня прийти.

– Доктор Френч тоже приболел, – сказала секретарша. – Он сказал, что вы были первыми, кто обнаружил его.

– Не могу больше говорить, – сказал Йен и повесил трубку.

Ему совсем не хотелось обсуждать этот вопрос с коллегами.

Он сразу же перезвонил Бакли. Его друг страдал от жуткого похмелья и был неспособен даже разговаривать, не говоря о том, чтобы думать, так что Йен не стал рассказывать ему о том, что услышал от Стивенса прошлой ночью. Просто сказал, что перезвонит позже.