Ковыль (сборник) - Иван Комлев

– Вот на этом радиусе… мы упали на одном из этих притоков. Либо здесь, либо ещё дальше – больше негде. Так?

– Так, – озадаченно подтвердил Гардер. – Получается, что идти надо не на юг, а на юго-запад?

Васильев и Соломин поднялись, за ними – остальные.

– Постой, командир!

– Я понял, – отозвался Александр.

Он понял, что приземлился гораздо дальше от посёлка, чем думал раньше, едва они ушли от вертолёта. На первой большой поляне Соломин догнал его, тронул за плечо и кивком показал в сторону группы сосен – там Васильев увидел чернеющий предмет под ольховым кустом и сразу вспомнил и поляну, и деревья, и пустую бочку, которую откатил туда Михеич. Неделю назад сюда завозили бригаду строителей со всеми необходимыми им грузами, – отсюда вылетали ещё в две бригады, здесь дозаправлялись в тот день и на следующий, пока бочка не опустела.

– Не говори им, – предупредил Александр Соломина.

Тот кивнул:

– Само собой.

Васильева это открытие огорчило едва ли не больше, чем вынужденная посадка, стало ясно: сегодня никуда не успеть и скрыть ЧП от начальства будет невозможно. Но одновременно в голове отпечаталась эта картинка – бочка под кустом, и мысль постоянно возвращалась к ней, нащупывая какое-то, скрытое пока от сознания, решение.

– На юго-запад – это надо через сопку лезть, – показал Павел, и все невольно посмотрели в ту сторону. Энтузиазма ни у кого на лицах не обнаружилось. – Я не приглашаю штурмовать сопку, – сказал Павел, – а просто хочу предупредить, что идти нам осталось не пять – семь километров, а около тридцати, если напрямую. В обход же ещё надо прибавить десять – пятнадцать…

– Пошли, – сказал Чугунов, – жрать хочется.

Теперь впереди шли попеременно Середюк и Мушель, забирая вправо, но так, чтобы не приходилось лезть на подъём. Вплотную за ними шёл Локтев. Он, наконец, ожил и готов был топать хоть до океанического побережья: земля – дело надёжное, выносливости у него хватит, если даже придётся тащить кого-нибудь на себе.

Убитый горем Соломин шёл вместе с вертолётчиками позади всех, приглядывая, чтобы кто-нибудь не отстал и не потерялся. Пилоты с непривычки выдохлись быстро, первый запал нервного возбуждения прошёл, и они уже не рыскали по сторонам, не оглядывали местность, а больше смотрели под ноги, чтобы не запнуться за валежину или не наступить на предательски скользкую кочку. Сзади идти было легче, от десятка пар сапог впереди идущих оставалась тропка, разорванный чапыжник меньше цеплялся за ноги и не выматывал душу так, как первым.

Темп движения несколько снизился, но был достаточно высок, так что разговаривать на ходу было трудно. Да и не хотелось никому. Только Чугунов, который даже после грандиозной ночной попойки, благодаря своему железному здоровью, мог не только идти в общем ритме, но и ускоряться, чтобы, догнав очередного попутчика, попросить закурить. Но радист натыкался раз за разом на отказ:

– Не курю.

В конце концов он убедился, что, кроме Соломина, курящих в их маленьком отряде не было. Но и начальник партии не утолил голод радиста:

– У самого уши пухнут!

– Вот блямба! Попал в вагон некурящих!

Он пристроился позади Соломина и, топая за ним след в след, бухтел ещё с полчаса о том, что пошла чёрная полоса и надо ждать новых неприятностей. Потом и он выдохся и замолчал.

Два часа тянул Середюк за собой живую цепочку, не давая людям остановиться. Сопка осталась позади – это позволило отряду взять правее, миновали низом ещё одну поросшую лиственным лесом вершинку. И здесь вдруг открылась перед ними широкая лощина. Стало ясно: впереди – долина реки. На ближайшем бугорке, на его солнечной стороне, под соснами, устроили привал. Земля, покрытая ровным слоем хвои и сосновых шишек, была здесь сухой и тёплой, и все повалились, вытянули ноги, отвыкшие за зиму от работы и, казалось, гудевшие от напряжения. Минут через десять Середюк встал, отряхнулся и скомандовал:

– Подъём!

Всех уже одолевала дрёма, и Павел увидел недовольные лица: не успели отдохнуть! Но Васильев резко поднялся, за ним – другие.

Через полчаса вышли к реке. Русло её было заполнено серой талой водой до самых кромок берегов. Мощный поток нёс сухие прошлогодние ветви, кору, траву, проплывали изредка живые, вырванные с корнями, деревья. По берегу реки шла торная тропа, уже не только звериная, но и охотничья. Стало веселее. Появилась надежда, что, может быть, Середюк ошибся в расчётах, и за ближайшим поворотом реки вдруг покажется посёлок, неожиданное путешествие закончится, наконец, самым благополучным образом.

Но за очередным поворотом открылась широкая рыжая марь с пересекающей её полоской леса. Здесь их ждала неприятность: лес рос по берегам ручья, впадающего в реку, и ручей этот сам был целой речкой, не широкой – метров десять – двенадцать, – но глубокой и со стремительным течением. Нечего было и думать переправиться через него. Вот теперь пожалели об оставленной в Туре Поротову резиновой лодке!

Солнце склонялось к вечеру. Все обратили взгляды к Соломину: ты, мол, тут хозяин, давай решай, что делать? Фёдор Фёдорович посмотрел на часы:

– Через пятнадцать минут связь. У кого рация?

Бойков снял с плеча ремень, нерешительно взял железную коробку в руки, он не знал, как обращаться с радиостанцией.

– Давай сюда, – Локтев, стоявший к рабочему ближе всех, забрал рацию, открыл крышку, вытащил пластину с намотанной на неё проволочной антенной. Голубая изоляция на проводе – как цвет надежды. – Разматывай и один конец – на дерево.

Алексей размотал провод, взял конец в руки и беспомощно посмотрел на ближние деревья – все они были тонкие, с хилыми хрупкими веточками – на такое дерево не влезешь.

– Сучок привяжи и забрось, – подсказал ему Павел.

Остальным делать было нечего, присесть негде, сыро, и все стояли кружком и смотрели, как Бойков ходит, опустив голову, выискивает в пожухлой редкой траве подходящий сучок или палку. Локтев уже вкрутил в гнездо штыревую антенну и тоже подался на поиски палки, нашёл, привязал к концу провода и швырнул груз на ближнюю лиственницу. Но провод зацепился серединой за что-то на земле, и попытка не удалась, палка дёрнулась и упала к ногам Локтева. Тогда он аккуратно собрал в кольца антенну и снова бросил утяжелённый конец наверх. Палка улетела почти на макушку деревца, нижний конец антенны со штеккером оказался высоко, и подключить его к гнезду рации стало невозможно. Пришлось сдёргивать антенну обратно, но палка застряла между веток и никак не хотела лететь вниз.

– Чёрт! – занервничал Соломин. – Так и время пропустим, уйдёт Татарин со связи.

Кое-как Локтев умудрился подёргиванием провода снять палку с сучка, и третий заброс, наконец, получился удачным. Соломин подошёл, присел к рации, включил питание, взял трубку приёмо-передатчика в руку, приложил к уху.

– Ножовка, Ножовка, – позвал в эфир, – я – Ножовка… Какой у тебя позывной? – спросил он Павла.