На кресах всходних - Михаил Попов

— Говоришь так, будто ты один воюешь, один решаешь за всех, — чуть ощерился Шукеть.

— За всех говорю и ото всех. — Витольд обвел взглядом своих, никто не возразил даже выражением лица.

Данута Николаевна отложила ручку и отодвинула формуляр — не было сил сосредоточиться для письма. В сводчатом помещении — когда-то тут располагалось зернохранилище — было не слишком-то светло: две голые лампочки под выгнутым потолком и на «прилавке», за которым сидела библиотекарша, настольная керосиновая лампа. Налево начинался небольшой лабиринт из десятка крестообразно расставленных стеллажей, туда разрешалось заходить для вольного поиска книжек. Был еще стол перед «прилавком», там корешками вверх были навалены книжки, пользующиеся устойчивым спросом, только что вернувшиеся «с рук».

За спиной Дануты Николаевны помещался фанерный крашеный шкаф под особым замочком — там хранился дефицит. Заведено это было предшественницей, пани Норкевич не стала ломать систему. Как и у полководца, у руководителя любого предприятия, даже такого камерного и мирного, как библиотека, должен быть резерв для маневра в собственных интересах. В шкафу хранились самые лакомые тома, и выдавались они в обмен на разного рода услуги или просто в качестве любезности приятному человеку.

Чтобы не сидеть совсем уж бездельно, Данута Николаевна придвинула к себе ящик с абонементами на букву «Б» и начала перебирать тоненькие книжечки, как бы производя что-то вроде ревизии. Те трое — пожилой сторож Васильев в полушубке и две женщины в интеллигентских городских пальто, что заблудились в лабиринте стеллажей, — не должны были понять, как она напряжена.

А библиотекаршу выворачивало от тревоги, обливавшей холодом желудок и подкатывавшей нерегулярными волнами изнутри к горлу. Через восемнадцать минут трогается состав до станции Гродно, а в кабине паровоза на корточках, под откидным сиденьем для помощника машиниста сидит сейчас, скорчившись, экипированная общими усилиями для этого рельсового броска Янина. Почему-то пани Норкевич рисовалась именно такая картинка. Витя Мезя, славный хлопец (правда, за щедрый дар — два тома «Графа Монте-Кристо», полученных вне очереди), согласился на этот фантастически рискованный трюк прямо под носом у немецкой охраны. Да, известно было, что ввиду благонамеренной работы здешнего паровозного депо и отсутствия диверсий уже в течение нескольких месяцев доскональность охранников снизилась, но все же риск был реальный. Вот что делает с людьми, обладающими еще и добрым сердцем, любовь к чтению.

Данута Николаевна глубоко не заглядывала внутрь себя и детально не анализировала состав страха, который сейчас владел ею, иначе она обнаружила бы много любопытного и неприятного для себя. Она очень, очень хотела избавиться от этой ужасной партизанской девы. Адам влюбился с силой, какая случается очень редко даже в тех книгах, что доверены были попечению пани Норкевич. Даже в мирное время, если бы ее шестнадцатилетний сынок так мучительно и до конца втюрился в девицу, подобную этой вытравительнице неизвестно от кого полученного плода, она бы с ума сошла. А тут война. Какая тебе любовь! Пусть бежит к брату, между нами говоря, проныре и негоднику, который Дануте Николаевне никогда не нравился. Им нужно быть вдвоем — пусть! Так нет же, Адам выкрал у Янины добытый Жоховой через свои истопничьи каналы документ и изорвал его на глазах у матери и деда, заявив, что Янина никуда не поедет, а будет жить с ними и он женится на ней! И это даже после того, как Янина, даже без просьбы Дануты Николаевны, резко и однозначно сказала Адаму, что они не пара, они не будут вместе, что она все равно уедет к брату Вениамину! Она и вправду была в ярости от разорванного квитка: чего ты лезешь в мою жизнь?! Дануте Николаевне на секунду даже стало обидно за сына, но только на секунду.

К счастью, канал жоховский не закрылся и аусвайс удалось возобновить почти сразу. Витя Мезя, паровозный ангел, дал обещание — помогу и Васькова, машиниста, уломаю: скажу, мол, моя девка, спасается от угона. Подгадали все так, что Адам ни о чем не мог догадаться. Янина старалась, вела себя как обычно. Николай Адамович был в тайном комплоте, но просто делал вид, что занят своими орнаментами, сердце у него тоже надрывалось.

И вот все трудно сводимые вместе линии сошлись, осталось девять минут до отхода поезда. Данута Николаевна ловила привычным слухом звуки работы обходчиков, цокающие удары молотка по колесам, свистки стрелочников, удары пара под колеса, что выпускал паровозный конь, как бы горячась.

Пальцы бессмысленно перебирали формуляры. Базырина И.А.: Бальзак «Блеск и нищета куртизанок», Прево «Манон Леско», Шодерло де Лакло «Опасные связи»; Бокальчук О.Б.: Мордовцев «Марфа Посадница», Лажечников «Ледяной дом», А.Толстой «Петр I»; Бугаевский П.П.: А.Гладков «Цемент», А.Серафимович «Железный поток», А.Фурманов «Чапаев». Да, «Чапаева» никто не возбранял.

Ударил колокол. Данута Николаевна отвалилась на спинку стула, буквы сливались перед глазами, руки начали подергиваться, и она убрала их вниз, схватилась за стул.

Чего она боялась больше всего? Того, что схватят Янину? Да, но не сильно: при всей неприязни к девушке, она понимала — скорее всего, не выдаст. Того, что ее убьют, она совсем не боялась. Нет, смерти она, конечно, ей не желала, но приняла бы ее гибель от пули охранника спокойно: судьба, сама рвалась. А вот если возьмут Мезю, а у него «Монте-Кристо» за ремнем, а на книге штамп библиотеки, а кто библиотекарь?! Как они вдвоем, Адам и хворый отец, будут там без нее?!

Опять ударил колокол — и почему-то сразу три раза. Как она пропустила второй удар?! И почти тут же за стеной задвигалось что-то грузное — сначала едва заметно, потом гуще, тяжелее, лязгнуло, протянуло какой-то увесистой тягой, и послышались звуки начинающегося тяжкого качения.

Поезд набирал ход, протаскивая убыстряющиеся вагоны мимо замершего книгохранилища.

Кажется, все.

И почти сразу вслед за этой мыслью ударило несколько свистков, послышался немецкий лай: «Ахтунг! Ахтунг!» — и… выстрелы.

Данута Николаевна была не в состоянии подняться.

Сторож Васильев не торопясь прошел к выходу. Выстрелы стихли, продолжался многоголосый гомон. Недалеко, почти прямо у входа в библиотеку, Васильев до половины высунулся в дверь, смотрел некоторое время. Потом сообщил внутрь:

— Парнишку какого-то шлепнули.

Михась похлопал ладонью по трубе миномета:

— Ну вот, в боевом состоянии, сюда заковыриваешь миночку — и шлеп!

Демонстрация происходила на небольшой полянке рядом с одним из «цехов» пьяной фабрики Волчуновича. Собрались многие, приглядывались к оружию, что прибыло от «Котовского». Бригада расщедрилась не только на стрелковое оружие и гранаты. Прислали даже один ротный миномет. Анатоль, Зенон, Кастусь, Ясь и Долженков с Кукиным, кто по влечению внутреннему, кто по приказу Витольда, приобщались к современному оружию. Тут же прохаживался Бобрин, прикидывал, с кем придется идти на ответственное диверсионное дело.