Дикарка Жасмин - Бертрис Смолл

— Клянусь, если бы больше людей знали о ваших кулинарных способностях, у вас не было бы отбою от постояльцев!

— Спасибо, милорд, но дела у нас идут неплохо. Днем кормим проезжих, да и вечером нет-нет заглянет постоялец, — ответила хозяйка с довольной улыбкой, убирая со стола последние блюда. — Когда надумаете спать, поднимитесь по лестнице: комната для гостей наверху.

— А кто же дождется карету? — спросила Жасмин, беспокоясь о Тистлвуде и Торамалли.

— В этом нет нужды, миледи. Мы с дочерью спим здесь, внизу. Если они приедут, мы наверняка их услышим. Но я думаю, они уже проехали мимо к «Красному быку». Мне показалось, что я слышала экипаж, но из-за ветра и дождя могу и ошибиться. — Она поклонилась и вернулась на кухню.

Несколько минут Рован Линдли и Жасмин сидели молча перед огнем. Потом он спросил:

— Не желает ли мадам удалиться в спальню? Она встала и томно потянулась.

— Я устала, милорд, а стук дождя по крыше убаюкивает.

— Тогда иди наверх. Я скоро тебя догоню. Открыв дверь, Жасмин оказалась в крохотной комнате, большую часть которой занимала кровать. Стены были обиты домотканым полотном, расшитым красной ниткой. Переступив через порог. Жасмин затворила за собой дверь. Комната выглядела такой же идеально чистой, как и весь трактир. В маленьком камине пылал добросовестно разожженный огонь, согревавший комнату, несмотря на непогоду за окном. Единственным предметом мебели, кроме кровати, в комнате был деревянный стул. Жасмин сняла с себя юбку, нижнюю юбку, блузку и рубашку, аккуратно развесила все на спинке, распустила и расчесала пальцами волосы, потом поспешила забраться в кровать. Хотя благоухающие лавандой простыни холодили, пуховая перина быстро нагрела Жасмин. Натянув на себя стеганое одеяло, она уютно свернулась и закрыла глаза.

Жасмин не поняла, что ее разбудило, но Рован был уже в комнате и готовился лечь в кровать.

— Ты всегда спишь в рубашке, милорд? — сонно спросила она.

— Нет, обычно я сплю раздетым. Так мне кажется удобнее, — ответил он.

— И мне тоже.

Рован Линдли снял рубашку и повесил к другой одежде на спинку стула, подбросил несколько поленьев в огонь и улегся с ней рядом в постели. Несколько долгих минут они молча лежали рядом, и вдруг Жасмин начала хохотать.

Удивленный, он приподнялся на локтях и взглянул в ее красивое лицо.

— Позволь узнать, что так рассмешило тебя? — спросил он.

— Мы! — Она еле перевела дыхание, прежде чем новый приступ хохота овладел ею так, что слезы брызнули из глаз. Наконец ей удалось унять смех. — Рован, любовь моя! Ты так жаждал меня все эти месяцы, и вот я откровенно предлагаю разделить со мной постель нынешней ночью. Мы лежим рядом в чем мать родила, и ни один не решается подвинуться к другому. Ты не находишь это смешным? Я нахожу! — И она снова расхохоталась.

Не в силах сдержаться, рассмеялся и он, но потом посерьезнел.

— А ты уверена, что хочешь этого, Жасмин? — Его сердце так сильно билось в груди, что он удивлялся, почему его не слышит Жасмин. Еще немного воздержания, и он разорвется на тысячу кусочков.

Она протянула руку и погладила его по лицу.

— Через семь дней мы будем мужем и женой. Моя бабушка, благослови ее Господь, так радуется этой свадьбе, как будто это мое не второе, а первое замужество. Она планирует большое празднество. Дом запрудят родственники и их дети, многих из которых я ни разу не видела. Слава Богу, не будет королевы и короля. Посреди всего этого торжества нас с почетом проводят к брачному ложу. Мне рассказывали, что гости ржут над каждым звуком, доносящимся из спальни новобрачных, и, жадно прислушиваясь и потягивая вино в большом зале Королевского Молверна, обсуждают их значение.

— Боже! — Рован пришел в ужас. — И никак нельзя ускользнуть?

— Нельзя обижать дедушку и бабушку, скрывшись сразу после брачной церемонии. — В ее голосе чувствовалось искреннее сожаление. — Придется остаться и участвовать во всем, что принято на празднике. Поэтому я предлагаю сделать нашей брачной ночью сегодняшнюю. Здесь, на этом маленьком постоялом дворе, мы надежно укрыты от нескромных глаз и можем предаться страсти, на которую способен каждый из нас. Тогда после свадьбы мы сможем мирно поспать и одурачить ждущих.

— Ты — божественная женщина, — тихо сказал он.

— Я дочь своего отца, — ответила Жасмин. — Как тебе мое предложение, Рован Линдли?

Вместо ответа он откинул одеяло, укрывавшее их.

— Вставай, Жасмин! Я должен видеть, какой Бог тебя сотворил.

Она приподнялась и в мерцающем свете камина увидела у покрытого изразцами очага маленькую скамеечку, встала на нее и посмотрела прямо на Рована. Медленно подняла и завела за голову руки, давая ему возможность взглянуть на полные груди с большими коричневато-розовыми сосками.

— Ну, милорд? — пробормотала она, бирюзовые глаза потемнели.

Он не спеша впитывал глазами ее красоту. Великолепная грудь, длинные ноги, пышные бедра. Для такой изящной девушки она выглядела необыкновенно чувственной. Отсветы пламени мерцали на ее белоснежной коже, придавая ей золотистый оттенок.

— Повернись, — тихонько попросил он, и, чуть заметно улыбнувшись, она повиновалась, демонстрируя ему длинную, изумительной формы спину и ягодицы, которые были на удивление полнее, чем он представлял.

Волосы цвета воронова крыла разметались по спине до самой талии. Она снова повернулась к нему лицом.

Рован Линдли поднялся с кровати, галантно помог Жасмин спуститься со скамеечки и встал на нее сам.

— А теперь, мадам, предлагаю на обозрение себя. Жасмин немного отступила и принялась откровенно рассматривать жениха. Он был высок, крепко сложен, с невероятно длинными ногами, широк в груди и плечах. Жасмин опустила глаза и посмотрела на большую стопу, пальцы которой показались ей слишком длинными.

— Повернись, — в свою очередь, распорядилась она, и он подчинился, чтобы она могла видеть его жилистые бедра и широкую спину.

Когда он снова стал к ней лицом, она спросила:

— А почему, милорд, волосы у тебя между ног темнее, чем на голове? У других мужчин они одинакового цвета.

— Волосы на голове выгорели на солнце, — объяснил он с усмешкой. — Ну и вопросы ты задаешь мужчине!

Ее глаза скользили у него между ног, изучая его мужские достоинства. Рован не был еще возбужден, но член его показался ей внушительным. И Ямал, и брат, и Гленкирк вовсе не были слабыми мужчинами, но Линдли превзошел их всех. Ее вопрошающие глаза встретились с его.

— Ты неплохо выглядишь, — медленно проговорила она. Он согласно кивнул:

— Мальчики любят сравнивать эти места, и я всегда выходил победителем.

— А я тебе подойду? — забеспокоилась она.

— Наилучшим образом. Я еще не встречал женщины, которая бы мне не подошла. — Он спустился со скамеечки и взял Жасмин на руки, губы скользили по ее макушке.