Украденная дочь - Клара Санчес

Анхель спросил, хочу ли я, чтобы он постелил мне на диване и я смогла отдохнуть, однако мне от одной только мысли о сне становилось тошно. Я сказала, что предпочитаю пойти погулять с Доном и что я могла бы для этого надеть какой-нибудь его, Анхеля, старый свитер. Мы выбрали свитер, который ему купили года три назад, когда Анхель был намного ниже ростом. Еще он дал мне куртку с капюшоном. Он пошел со мной гулять с Доном и спросил, что я хотела бы съесть на ужин. Однако он не поинтересовался ни тем, что со мной произошло, ни тем, как я нашла его отца, ни чем-либо подобным. Причина, по-видимому, заключалась не в том, что он не был любопытен, и не в том, что я не вызывала у него вообще никакого интереса, а в том, что он все это уже знал или же хотя бы в общих чертах обо всем догадывался.

— Меня радует, что ты поступила так смело, — сказал мне Анхель, бросая палку Дону.

Парк, по которому мы гуляли, был большим, с широкими газонами и высокими деревьями. В нем, наверное, было очень весело летом. Зимой же здесь, как сейчас, было очень грустно и тоскливо. Я чувствовала себя призраком в этом парке моей другой жизни. Я шла рядом с братом из этой моей другой жизни.

В течение всей прогулки мы с Анхелем разговаривали в основном о баскетболе — то есть на тему, которая интересовала его больше всего.

Позади дома Вероники находился маленький — и не особенно ухоженный — сад. Было заметно, что обитатели этого дома проводят в нем не очень много времени. Кухня была большая, и мне понравился в ней массивный деревянный стол, хотя он и был довольно замызганным. Если бы я жила здесь, то завтракала бы за этим столом перед тем, как пойти в школу, и не переживала бы, что могу пролить на него молоко, потому что на столе и так было полно пятен. Гостиная была обставлена в классическом стиле, но в ней стоял стол из красного дерева, чем-то напомнивший мне мебель Лили. Для Дона было постелено одеяло на полу возле стеклянных дверей, выходивших в сад. На этом одеяле валялись резиновая кость и мячик. На стене в рамке висела большая фотография, на которой была запечатлена какая-то женщина — по-видимому, мать Вероники, потому что она была очень сильно на нее похожа. Я чувствовала себя в этом семейном очаге абсолютно чужой. Здесь не было ничего моего — даже фотографии. Но если бы я и притащила сюда свой письменный стол из резного дерева, кресла с обивкой из розового бархата, тапочки в виде собачьих мордочек, все свои туфли, сумки и всю свою одежду, моего прошлого здесь все равно бы не было. Тем не менее я не хотела, чтобы Анхель счел меня неблагодарной, а потому попыталась казаться бодрой и веселой. Еще я попросила его не беспокоиться обо мне и заниматься своими делами.

Меня уже не пугало то, что Лили станет меня искать. Она, наверное, больше не будет изображать из себя инвалида. Я легла на диван и занялась тем, что принялась записывать в тетрадь номера телефонов, которые я знала на память, фамилии и адреса. Я также составила список своих учениц, потому что мне хотелось снова давать уроки балета после того, как сложившаяся ситуация как-то разрешится.

Впрочем, данная ситуация не могла разрешиться — она могла только проясниться. Как только она прояснится, я снова начну давать уроки балета, причем попытаюсь набрать побольше учеников, а на заработанные деньги смогу снимать совместно с кем-нибудь квартиру. С помощью Вероники я обзаведусь небольшим гардеробом и позабуду о супермодных — и супердорогих — туфлях. Я стану такой, как все другие люди моего возраста, и все, что у меня будет, будет по-настоящему моим, а не бабушки Лили. Меня радовало то, что я ушла, как принято говорить, не оглядываясь.

Анхель включил в своей комнате музыку. Дон время от времени поднимал голову и смотрел на меня. Уже стемнело. Все вокруг казалось мне абсолютно чужим.

Я не могла позволить себе действовать наугад — мне нужно было поступать обдуманно. Если бы я оказалась на месте Лауры, я попросила бы помощи у какой-нибудь подруги. Однако у нас с ней не было времени рассказать друг другу о своих подругах — мы разговаривали только о близких родственниках, хотя для людей нашего с ней возраста гораздо большее значение уже имеют друзья и знакомые. Из всех своих родственников, о которых мне рассказывала Лаура, самой «удаленной» от ее мамы и бабушки была двоюродная сестра Кэрол — известная актриса, которой Лаура, похоже, восхищалась. Возможно, когда Кэрол приходила к Лауре, они выработали вдвоем план ее освобождения, и затем Кэрол, наверное, подъехала к дому на автомобиле, подождала, пока Лаура выбежит, и отвезла ее к какой-нибудь подруге или в отель. Кэрол, должно быть, зарабатывает много денег.

Я решила попытаться разыскать Кэрол на телевидении и позвонила из кафе на канал, по которому показывали сериал, где играла Кэрол. Я представилась журналисткой и сказала, что мне необходимо связаться с Кэрол, чтобы договориться о встрече. Мне велели подождать и некоторое время спустя продиктовали номер телефона ее агента. Его звали Начо. Когда я позвонила ему и наврала еще с три короба, он сказал, что примерно через час будет перерыв в съемках и тогда Кэрол сможет уделить мне внимание.

Я приехала заранее по адресу, который он мне дал, и стала ждать в неказистом зале, где на столе лежали совсем не привлекательные бутерброды, к которым Кэрол, чтобы поддерживать стройность своей фигуры, наверняка даже не прикасалась. На этом же столе стояли большие термосы с кофе. Я налила себе немножко в пластиковый стаканчик, который, похоже, кто-то уже использовал. Время текло ужасно медленно. Я сидела как на иголках и даже не стала снимать шубу. Рюкзак я поставила у ног, чтобы со стороны можно было подумать, что в нем находится магнитофон или большой фотоаппарат. Поэтому, если кто-нибудь спрашивал, что я здесь делаю, я отвечала, что я — журналист, и тогда любопытствующие бросали взгляд на мой рюкзак и улыбались. Точно так же отреагировала и Кэрол, когда наконец появилась в обычной одежде, а не в такой, как в сериале, то есть относящейся примерно к периоду от конца восемнадцатого века и до начала двадцатого.

Кэрол подошла ко мне, обворожительно улыбаясь, и сообщила, что только что сняли удивительно хорошую часть сериала.

— Она была невероятно трогательная, — сказала Кэрол, покосившись на мой рюкзак. — Я не стала снимать макияж — на случай, если вы захотите меня сфотографировать.

Она, по всей видимости, думала, что, кроме меня, придет кто-то еще. А может, говоря «вы», она имела в виду редакцию журнала, где я якобы работала.

— Прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы вы знали, что этот телесериал — не просто какой-то сериал. Он рассчитан на зрительскую аудиторию выше среднего уровня…

Мне пришлось ее остановить: я подумала, что нехорошо, если она будет долго распинаться, а потом выяснится, что все это впустую. В Кэрол чувствовалась усталость, хотя она и пыталась казаться бодрой и смотреть веселыми глазами.

— Ты знаешь, где сейчас находится твоя двоюродная сестра Лаура? — сказала я, жестом заставив ее замолчать.

И тут обычная усталость в ее глазах сменилась выражением изможденности. Улыбка с лица исчезла, Кэрол помрачнела и сразу стала казаться лет на пять взрослее. Она, без всякого сомнения, была старше Лауры, причем во всех отношениях, потому что ей наверняка пришлось пройти черт знает через что, прежде чем она стала знаменитой актрисой, тогда как ее двоюродная сестра всегда жила на всем готовеньком. Кэрол посмотрела на меня с таким видом, как будто ей хотелось меня убить.