Библия Раджниша. Том 4. Книга 1 - Бхагван Шри Раджниш

что они абсурдны. Я никогда не беспокоился об этом; я не ученый и не математик, я просто бедный учитель. И я никогда не хотел быть учителем, я хотел быть инспектором, но меня не выбрали. Я пытался стать инспектором, но меня не выбрали. Я пробовал найти другие работы; нигде не было свободных мест. Я вынужден быть здесь учителем».

«Не терзай меня. Твоя проблема связана с Евклидом — не впутывай меня. Если ты хочешь прочитать то, что написано в учебнике, то я готов. Но если ты говоришь мне о том, что основные принципы ошибочны…»

Я сказал: «Я не могу продолжать до тех пор, пока я не буду уверен в основах, так как это опасно: фундамент здания упущен, а вы говорите мне, чтобы я взобрался на небоскреб. Я не могу сдвинуться ни на дюйм. Вначале я должен быть уверенным в наличии фундамента: есть ли там фундамент, который может удерживать этот небоскреб. Вы собираетесь упасть — это ваше дело, — но я не собираюсь падать вместе с вами. Если вы хотите совершить самоубийство, то совершайте его».

Он сказал: «Странно! В связи с Евклидом никто не совершает самоубийство. О чем ты говоришь?»

Я сказал: «Я говорю в точности то, что сказал. Это — самоубийство. Ни одна из гипотез Евклида не объяснима».

И все же на протяжении двух тысяч лет Евклид был основой не только геометрии, но и всех других наук, ведь его надо применять и в других науках. Он говорит о линии, о ее определении, о том, что она имеет только длину — только длину.

Я попросил учителя: «Начертите линию, которая имеет только длину. В тот момент, когда вы ее будете чертить, она будет иметь еще и некоторую ширину, как бы тонка она ни была». А точка, согласно Евклиду, не имеет ни длины, ни ширины. Я сказал: «Сделайте точку, которая не имеет ни длины, ни ширины. И тот же Евклид говорит о том, что линия состоит из точек — одна точка за другой, в ряд. Итак, линия имеет только длину; точка не имеет ни длины, ни ширины — тогда как же линия может иметь длину? Поскольку она имеет только точки, стоящие в ряд. Откуда появляется длина?»

Он лишь простер свои руки по направлению ко мне и сказал: «Просто уходи отсюда. Я сказал тебе о том, что я лишь бедный учитель, а ты выше меня».

Я сказал: «Это не ответ. Вы можете просто допустить, что эти аксиомы необъяснимы».

Но уму трудно допустить идею о том, что существует нечто необъяснимое. Ум имеет сумасшедшее побуждение к тому, чтобы все было объяснено… если не объяснено, то, по крайней мере, поверхностно объяснено. Все то, что остается загадкой, парадоксом, продолжает беспокоить ваш ум.

Вся история философии, религии, науки, математики имеет один и тот же корень, одну и ту же мысль — один и тот же зуд. Вы можете скрести себя одним способом, кто-то другой может делать это по-другому, но этот зуд должен быть понят. Этот зуд — вера в то, что существование не является таинственным: ум может ощущать себя успокоенным лишь в том случае, если каким-то образом существование лишено таинственности.

Религия сделала это, создав Бога, Святого Духа, единственного рожденного сына Божьего; разные религии создали разные вещи. Это их способы закрыть отверстие, которое не закрываемо; что бы вы ни делали, отверстие останется. Действительно, чем больше вы закрываете его, тем настойчивее оно остается. Ваше усилие закрыть его говорит о вашей боязни того, что кто-то увидит это отверстие.

Такое случалось со мною в детстве каждый день, так как я любил залезать на деревья: чем выше было дерево, тем больше было радости. И, естественно, много раз я падал с деревьев; у меня все еще остались шрамы на ногах, на коленях — повсюду. Поскольку я постоянно залезал на деревья и падал, то моя одежда каждый день была разорвана, а моя мать говорила: «Не выходи на улицу с дыркой на одежде. Позволь мне поставить маленькую заплатку».

Я сказал: «Нет, никакой заплатки».

Она сказала: «Но люди увидят, что ты, сын торговца самой лучшей одеждой в городе, постоянно бродишь по городу в рваной одежде и никто не заботится об этом».

Я сказал: «Если вы залатаете одежду, тогда она станет безобразной. А сейчас все могут видеть, что она новая. Я не выходил из дома с этой дыркой. Это новая дырка; я только что упал с дерева. Но с вашей заплаткой… это старая вещь, которую я скрывал».

«Я буду выглядеть бедным из-за вашей заплатки; моя разорванная рубашка делает мою внешность мужественной. Не беспокойтесь об этом. А если кто-нибудь скажет мне об этом, то я смогу бросить вызов: „Вы можете залезть со мной на это дерево, и если вам удастся не упасть, тогда, только в этом случае, вы имеете право что-то говорить мне“».

А в Индии есть некоторые деревья, очень мягкие, легко ломающиеся. Одно из них — дерево джамун. Джамун — очень сладкий фрукт, но дерево вырастает очень высоким, и оно очень хрупкое; его ветви могут сломаться в любое время. И пока вы не залезете выше, вам не достанутся фрукты самого лучшего качества, так как фрукты более низкого качества были уже сорваны людьми более низких качеств — теми, кто осмелился залезть вверх только на три метра.

Если вы обладаете мужеством для того, чтобы залезть на высоту десяти метров, тогда вам достанутся по-настоящему сочные фрукты. Они сохранены для тех, кто обладает мужеством. Но почти несомненно, что оттуда можно упасть. Лишь немного сильного ветра… Невозможно очень быстро слезть; все ветви дерева ломаются, и прежде чем вы успеете что-либо сделать, вы уже очутитесь на земле.

Но моя мать никогда не могла понять мою идею. Я пытался объяснить ей: «Это очень просто. Если вы не зашили мою рубашку, то это просто означает, что дыра свежая — это случилось только что. Но если она зашита, то это означает, что она не новая. Вы вышли из дома в зашитой рубашке. Она слишком заметна, а я не хочу, чтобы думали, что я бедный».

Она сказала: «Я не могу понять, какой