Вампир Лестат - Энн Райс

Мне показалось, что ему хочется вновь объяснить мне значениетого, что я сделал с ним и остальными, но он тут же отказался от этой мысли. Намгновение лицо его сморщилось. Оно стало грустным, печальным и почтипо-человечески страдальческим. Сколько же ему все-таки лет, подумал я. Какдавно живет на земле человек, выглядящий так, как выглядит сейчас он?

Он слышал меня, но не захотел ответить. Потом взглянул настоявшую возле камина Габриэль, вновь перевел взгляд на меня и безмолвнозаговорил:

– Люби меня! Ты разрушил и уничтожил абсолютно все. Ноесли ты полюбишь меня, это можно восстановить, создать заново, на этот раз вдругом виде. Люби меня!

Красноречивость и силу его мольбы невозможно передатьсловами.

– Что мне сделать, чтобы заставить тебя полюбитьменя? – шептал он. – Что я могу дать тебе? Поведать тебе обо всем, чтоя видел? Открыть секрет нашего могущества? Тайну собственного существования?

Мне показалось, что я совершу святотатство, если сейчасотвечу ему. И так же, как в ту ночь на стене, я едва не разрыдался. Егобезмолвный голос был удивительно чист, и в нем так явственно отражались егочувства, как если бы он на самом деле высказывал их вслух.

Я вдруг подумал, что он разговаривает со мной так, как,наверное, разговаривали бы, существуй они в действительности, ангелы. То жесамое я думал, когда слушал его возле алтаря собора Нотр-Дам.

От неуместных мыслей меня отвлекло осознание того, что оннаходится сейчас рядом со мной. Он обнял меня и прижался лбом к моему лицу. Ивновь я услышал его молчаливое обращение ко мне, но теперь оно звучало не таксоблазнительно и искушающе, как в Пале-Рояле. Я вновь слышал голос, зовущийменя с расстояния многих миль, говорящий мне о существовании вещей, которыеспособны понять только мы двое и постичь которые не дано смертным. Он говорил,что, если я доверюсь ему, открою ему секреты и поделюсь своим могуществом, онотдаст мне все, чем владеет сам. Сам того не желая, он пытался меня уничтожить,но не сделал этого и потому полюбил еще сильнее.

Его предложение было одновременно и мучительным исоблазнительным. Однако я чувствовал, что оно таит в себе опасность. Именно этослово – «опасность» – невольно пришло мне в тот момент на ум.

Не знаю, что видела и слышала Габриэль. Не знаю, о чем онатогда думала.

Инстинктивно я избегал встречаться взглядом с Арманом. В этиминуты мне больше всего хотелось взглянуть ему в глаза, понять, что у него науме, но я твердо знал, что не должен это делать. Перед моим взором вновьвозникли скелеты на кладбище Невинных мучеников, отблески адских костров,которые я видел в Пале-Рояле. И никакой бархат, никакие кружева восемнадцатоговека не в силах были возвратить ему человеческое лицо.

Мне не удалось скрыть свои мысли, и мне было больно оттого,что я не мог ничего объяснить Габриэль. Невозможность мысленного общения с нею,разделяющее нас безмолвие были особенно невыносимыми.

Только с ним я мог беседовать подобным образом, только с ниммог видеть одни и те же сны. Благоговейный страх заставлял меня цепляться занего, и вопреки собственным сомнениям и желаниям я был не в силах отпуститьего.

– Да, – шептал он, – уезжай из Парижа. Нотолько возьми меня с собой. Я не знаю, как мне теперь жить. Со всех сторон меняокружает ужас, повсюду мне видятся только кошмары. Пожалуйста…

– Нет! – услышал я собственный голос.

– Неужели я для тебя ничего не значу?

Он повернулся к Габриэль. Ее лицо мучительно исказилось. Незнаю, что творилось в тот момент в ее душе, но я вдруг с болью понял, что онобращается к ней и при этом не позволяет мне услышать их разговор. Каков будетее ответ?

– Неужели во всем мире вы никого не уважаете и вам недорог никто, кроме вас самих? – Теперь уже он обращался к нам обоим.

– Сегодня ночью я мог тебя уничтожить, – ответиля. – И только уважение удержало меня от этого шага.

– Нет, – он совсем по-человечески покачалголовой, – ты никогда не смог бы убить меня.

Я улыбнулся. Возможно, он был совершенно прав. И в то жевремя мы уничтожали его, но совершенно другим способом.

– Да, – подтвердил он, – это правда. Вы меняубиваете. Помогите мне, – прошептал он. – Подарите всего лишьнесколько коротких лет из той вечности, что ждет впереди вас обоих. Умоляю вас!Это все, о чем я прошу.

– Нет, – снова ответил я.

Он сидел на скамье всего в футе от меня и смотрел мне прямов глаза. И вдруг лицо его стало мрачнеть и быстро меняться, морщась и искажаясьот ярости. Создавалось впечатление, что он вообще лишен плоти и только усилиемволи заставляет себя казаться столь очаровательным и красивым. А когда воля егослабеет, он тает, словно восковая кукла.

Однако он снова – почти мгновенно – вернул себе прежний вид.«Галлюцинация» исчезла.

Он встал и попятился от меня, пока не уперся спиной в камин.

Исходящая от него мощная воля была почти осязаемой. Глазаего словно жили сами по себе, не принадлежа ни ему, ни кому бы то ни было ещена земле. Пылающий за спиной огонь создавал нечто вроде нимба над его головой.

– Я проклинаю тебя! – прошептал он.

Я почувствовал укол страха.

– Я проклинаю тебя! – снова повторил он, подходяко мне ближе. – Что ж, люби смертных и живи так, как тебе хочется,беспечно и бездумно, с любовью ко всему и жаждой получить все на свете. Нонастанет час, когда спасти тебя сможет только любовь тебе подобного. – Онбросил взгляд на Габриэль. – Я не имею в виду таких, как она, детей.

Эти слова произвели на меня столь сильное впечатление, что яне сумел его скрыть. Я почти непроизвольно вскочил со скамьи и бросился кГабриэль.

– Я пришел к тебе не с пустыми руками, –сознательно понизив голос, настойчиво продолжал он. – Я пришел не какнищий, которому нечего предложить взамен. Посмотри на меня. Неужели ты ненуждаешься в том, что видишь во мне, ведь я тот, у кого достаточно силы имогущества, чтобы помочь тебе преодолеть все испытания и преграды, которые ждутвпереди?

Он сверкнул глазами в сторону Габриэль и на какое-томгновение задержал взгляд, словно устанавливая с ней невидимую связь. И вдруг язаметил, как она вся напряглась и задрожала.

– Оставь ее! – крикнул я.

– Ты не знаешь, о чем я говорил с ней, – сказалон. – Я не пытаюсь обидеть ее. Но скажи, что со своей любовью к смертнымуспел ты сделать?