Божьи воины - Анджей Сапковский

Жители деревни Мечники угрюмо посматривали на троихпокачивающихся в седлах всадников. Тот, который пел, аккомпанируя себе налютне, носил шапку с рогами, из-под нее выглядывали седые всклокоченные волосы.Один его спутник — симпатичный юноша, второй — несимпатичный карлик воблегающем капюшоне. Карлик, кажется, был самым пьяным из всех троих. Чуть непадал с коня, орал басом, свистел на пальцах, задевал девушек. У мужиков миныбыли злые, но они не подходили, драку не затевали. У красношапочного висел напоясе корд, и выглядел он серьезно. Несимпатичный карлик похлопывал по висящейна луке седла несимпатичной палке, более толстый конец которого был крепкоокован железом и снабжен железным шипом. Мужики не могли знать, что эта палка —прославленный фландрский гёдендаг, оружие, с которым французское рыцарствоочень неприятно столкнулось некогда под Куртуа, под Роосебеком, под Касселем ив других боях и стычках. Но им было достаточно одного внешнего вида.

— Не так громко, господа, — цыкнул симпатичный юноша. — Нетак громко. Надо помнить о принципах конспирации.

— Срации-конспирации, — прокомментировал нетрезвым басомкарлик в капюшоне. — Едем! Ого, Раабе! Где твоя якобы знаменитая корчма? Едем иедем, а в глотках пересохло.

— Еще около стае, — покачнулся в седле седой в краснойрогатой шапке. — Еще стае... Или два... В путь! Подгони коня, Рейнмар изБелявы!

— Тибальд... Nomina sunt odiosa[182]...Конспирация...

— А, хрен с ней!

Прачкой мать моя была,

Только не стирала,

Пока высохнет, ждала,

Хватъ! И убегала...

Карлик в капюшоне протяжно рыгнул.

— В путь! — зарычал басом, похлопывая висящий у седлагёдендаг. — В путь, благородные господа! А вы чего вылупились, хамы деревенские?..

Жители селения Граувайде посматривали угрюмо.

* * *

Когда настало время, называемое пох intempesta[183],а монастырское село Гдземеж окуталось непроницаемой черной тьмой, к скупоосвещенному постоялому двору «Под серебряным колокольчиком» подкрались двое. Наобоих были черные, облегающие, но не стесняющие движений кубраки. Головы и лицаобоих были прикрыты черными платками.

Они обошли двор, отыскали на тылах кухонную дверь, через неебеззвучно пробрались внутрь. Скрывшись в темноте под лестницей, прислушивалиськ неразборчивым голосам, доносившимся, несмотря на поздний час, из гостевойкомнаты на втором этаже.

«Они пьяны в дымину», — показал жестами один из одетых вчерное другому. «Тем лучше, — ответил второй, тоже пользуясь условной азбукойзнаков. — Я слышу только два голоса».

Первый какое-то время прислушивался. «Трубадур и карлик», —просигналил он. «Прекрасно. Упившийся провокатор спит в комнате рядом. Задело!»

Они осторожно поднялись по лестнице. Теперь они хорошослышали голоса разговаривающих, в основном один голос, не очень четкорассуждающий бас. Из комнатки напротив долетало мерное и громкое похрапывание.В руках одетых в черное появилось оружие. Первый достал рыцарскую мизерикордию.Второй быстрым движением раскрыл наваху, складной нож с узким и острым какбритва лезвием, любимое оружие андалузских цыган.

По данному знаку влетели в комнатку, оба тигриными прыжкамискакнули на топчан, прижали и приглушили периной спящего там человека. Обаодновременно погрузили ножи. Оба одновременно поняли, что их обманули.

Но было уже поздно.

Первый, получив по затылку гёдендагом, рухнул как дерево подтопором лесоруба. Второго повалил упавший ниоткуда удар точеной ножкой стула.Оба упали, но все еще были в сознании, извивались на полу как черви, скреблидоски. До тех пор, пока падающий на них гёдендаг не выбил у них это из голов.

— Смотри, Малевольт, — услышали они, прежде чем погрузилисьв небытие. — Не убей их.

— Не волнуйся. Ударю еще разок, и фертиг[184].

У одного из связанных были светлые как солома волосы, такиеже брови и ресницы, такая же щетина на подбородке. У второго, постарше, большаялысина. Ни один не произнес ни слова, не издал ни звука. Оба сидели, связанные,опершись спинами о стену, тупо уставившись перед собой. Лица были мертвые,застывшие, без следов волнения. Они должны были бы быть хоть немного растеряны,удивлены хотя бы тем, что, несмотря на звуки попойки, ни один из их захватчиковне был навеселе. Тем, что голоса долетали с того места, в котором никого небыло. Тем, что их ждали, что они попали в тонко обдуманную и расставленнуюловушку. Они должны были быть удивлены. Возможно, и были. Но этого непоказывали. Только иногда мигание свечей оживляло их мертвые глаза. Но тактолько казалось.

Рейневан сидел на топчане, смотрел и молчал. Мамун пряталсяв углу, опершись на гёдендаг. Тибальд Раабе поигрывал навахой, открывая ее изакрывая.

— Я тебя знаю, — первым прервал затянувшееся молчаниеголиард, указывая ножом на лысеющего. — Тебя зовут Якуб Ольбрам. Ты содержишь угенриковских цистерцианцев мельницу под Лагевниками. Забавно, повсюду тебясчитали шпиком, доносящим аббату, или это было прикрытие? О, как вижу, ты нетолько доносить умеешь. Тайными убийствами тоже не гнушаешься.

Лысеющий тип не прореагировал. Даже не взглянул наговорившего, казалось, вообще не слышал его слов. Тибальд Раабе со щелчкомраскрыл наваху и так и оставил ее.

— Тут недалеко в лесу есть озерко, — повернулся он кРейневану. — Там на дне илу немерено. Никто их никогда не найдет. Свою миссиюты можешь считать несуществующей, — добавил он серьезно. — Ты нашел Фогельзанг.Только это уже не Фогельзанг. Это шайка разбойников, готовых убивать, защищаясвою разбойничью добычу. Не понимаешь? Группа была снабжена огромными фондами.Колоссальные деньги на организацию сетей и диверсионных групп, на подготовкуспециальных операций. Они эти деньги присвоили, растратили. Знают, что их ждет,когда это вылезет наружу, а Флютек их найдет, поэтому они так избегаликонтакта. Сейчас, впав в панику, они стали опасными. Это они, а никто другой,совершили на тебя покушение в Тепловодах. Поэтому я советую: никакогоснисхождения. Камень на шею — и в воду.

На лицах обоих связанных не появилось даже тени эмоций, вмертвых глазах не мелькнул даже след жизни. Рейневан встал, взял из рукиголиарда наваху.

— Кто стрелял в меня из арбалета в Тепловодах? Кто убилмонахов? Вы?

Никакой реакции. Рейневан наклонился, перерезал веревки.Сначала у одного, потом у другого. Бросил им нож под ноги.