Божьи воины - Анджей Сапковский

Пожалуй, это самый лучшим план, подумал он. Шарлей и Самсон,которые будут разыскивать его в Силезии — а ведь искать будут несомненно, —наверняка заглянут в печатню. До тех пор я затаюсь и там обдумаю другие планы,в том числе...

В том числе план как скрытно приблизиться к Николетте.

Двое мужчин в углу разговаривали тихо, перегнувшись черезстол и соприкоснувшись прикрытыми капюшонами головами. Уже долгое время они ниразу не взглянули в сторону Рейневана. Может, мне показалось, подумал он,может, это уже проявления болезненной подозрительности? Я уже всюду чую и вижушпионов. Вот хотя бы сейчас — тот высокий тип у стойки, смуглый и темноволосый,похожий на бродячего подмастерье, украдкой посматривает на меня. Кажется мне,что посматривает.

Значит, в Свидницу, решил он, вставая и бросая на столнесколько монет. Из тех, которыми на прощание одарила его Зеленая Дама. ВСвидницу, через Рыхбых. На коне, который подарила ему Зеленая Дама.

Выйдя из задымленного помещения, он вдохнул вечернийноябрьский воздух, в котором уже чувствовалось северное дыхание зимы,предвестник морозов и буранов. Двенадцатое ноября, подумал он, день послесвятого Мартина. Через три недели начнется рождественский пост. Через следующиечетыре — Рождество. Он немного постоял, глядя на небо, окрашенное закатом впурпурно-огненные полосы.

Отправлюсь чуть свет, решил он, входя в переулок инаправляясь к конюшне, в которой держал коня и в которой намеревалсяпереночевать. Если не стану копаться, успею в Свидницу до того, как закроютворота...

Он споткнулся. О тело. На земле, у самого порога хибары,лежал человек. Он узнал его сразу. Это был один из тех, в углу, тот, скустистыми бровями. Сейчас, когда капюшон и шапка свалились, стала виднатонзура. Он лежал в луже крови. Горло было перерезано от уха до уха.

Болт из арбалета врезался в бревно над головой с такойсилой, что с чердака даже посыпалась солома. Рейневан отпрыгнул, сгорбился,второй болт ударил по беленой стене совсем рядом с его лицом, запудрив егоизвестковой пылью.

Он кинулся в паническое бегство; увидев слева черное пространствопереулка, не колеблясь, прыгнул туда. Около уха пропели перья очередного болта.

Он перескочил через какие-то бочки, какую-то кучу навоза,влетел под свод галереи. И тут столкнулся с кем-то. Так крепко, что оба упали.

Тот вскочил первым. Это был второй из тех, что сидели вуглу, тот, с блестящим лицом. У него тоже была тонзура. Рейневан схватилтолстое полено из кучи у стены, размахнулся для удара.

— Нет! — крикнул человек с тонзурой, упираясь спиной остену. — Нет! Я не...

Он захрипел, кашлянул кровью. Не упал, а повис. Из-подподбородка у него торчал болт, прибивший его к бревенчатой стене. Рейневан неслышал свиста. Он сжался и помчался в переулок.

— Эй! Стой!

Он остановился так резко, что даже проехал по скользкойтраве прямо под копыта коня. Своего собственного коня. Гнедого, полученного отЗеленой Дамы, вожжи которого сейчас держал высокий смуглый тип с внешностьюбродячего подмастерья.

— В седло! — скомандовал он хрипло, сунув ему вожжи. — Вседло, Рейневан из Белявы. На тракт! И не останавливайся.

— Кто ты?

— Никто. Вперед! Рысью! Что он и сделал.

Далеко он не уехал. Ночь была непроглядно темная идьявольски холодная. Натолкнувшись у дороги на скирду, Рейневан глубокозабрался в сено. Зубы у него стучали. От холода и от страха.

В Тепловодах кто-то покушался на его жизнь. Пытался убить.Кто? Биберштайн, продумав все глубже?

Разбойники князя Яна, до которого могли дойти вести? Слугиепископа? Инквизиция? Кем были люди с выбритыми тонзурами, которыерассматривали его в заезжем дворе? И почему их убили? Кем был тип с внешностьюбродячего подмастерья, который его спас?

Он терялся в догадках. И заснул, полностью растерявшись.

На рассвете Рейневана разбудил холод, а сна окончательнолишил звон колоколов. Совсем близких, как оказалось. Когда, выбравшись изскирды, он осмотрелся, то увидел стены и башни. Картина была знакомая.Проступающий из туманной белизны и мистической ясности утра город был Немча —Рейневан здесь ходил в школу, добывал знания и зарабатывал розги.

Он въехал в город с группой странников. Голодный, оннаправился было в сторону кухонных ароматов, однако двигавшаяся по улицам толпаповолокла его за собой в сторону рынка. Рынок был забит народом, теснившимсяголова к голове.

— Кого-то будут казнить, — убежденно сообщил спрошенный о причинахстолпотворения огромный мужик в кожаном фартуке, — наверно, колесовать.

— Или на кол сажать, — облизнула губы толстая женщина впереднике, на вид — деревенская.

— Кажется, будут раздавать подаяния.

— И грехи отпускать, не даром, но вроде бы дешево. Это жепископовы попы приехали. Из самого Вроцлава!

На возвышающемся над толпой помосте эшафота стояли четыречеловека: два монаха в рясах доминиканцев, одетый в черное субъект с внешностьючиновника и грузный солдат в капалине и красно-желтой накидке, наброшенной налаты.

Один из доминиканцев говорил, то и дело преувеличеннымжестом воздевая руки. Рейневан навострил уши.

— Нарушает эта мерзкая чешская ересь весь порядок! Скверныеи двуличные учения возглашает о таинствах! Порочит супружество. Обращая взглядк телесным удовольствиям и животной похоти, разрушает узы законов и всякийпубличный порядок, с помощью коего обычно сдерживаются преступления. А преждевсего, алкая крови католической, требует каждого, кто с ее ошибками несоглашается, с чудовищной жестокостью убивать и сжигать, одним губы и носыотрезать, другим руки и члены, третьих четвертовать и различными способамимучить. Образы Иисуса Христа, его святой родительницы и других святыхуничтожать или отдавать на поругание...

— Когда подаяние давать будете, а? — крикнул кто-то изтолпы.

Солдат на эшафоте выпрямился, уперся руками в бока. Лицо унего было злое. Крикуна успокоили.

— Чтобы лучше осветить вам важность проблемы, добрые люди, —говорил тем временем черный чиновник, — чтобы открыть вам глаза на мерзостьчешской ереси, здесь будет прочтено письмо, упавшее с неба. Оно упало с неба воВроцлаве городе, перед самым кафедральным собором, а написано рукою ИисусаХриста, Господа нашего, аминь.

По толпе пробежал шепоток молитвы, люди крестились, толкаялоктями соседей. Возникло некоторое замешательство. Рейневан начал выбираться,проталкиваясь сквозь толпу. С него хватило.

На эшафоте второй доминиканец развернул пергамент.