Так не бывает, или Хрен знат - Александр Борисов
Шрифт:
Интервал:
Тут слышу за моей спиной:
– Гля, чи наш Сашка?
Я чуть велик не уронил. Повернулся да как заору:
– Ба!!!
Не хотел ведь, само вырвалось. И, главное, руки, помимо моей воли, за пазуху шасть! Бланк телеграммы выхватывают, ей подают. Не деду, а ей!
Вот, думаю, падла этот несносный ребёнок, который сейчас мной командует! Знает же, что бабушка без очков и вообще ещё не научилась читать. Сам, гад, в натуре, дедушкин хвостик, но чует нутром, кто в доме настоящий хозяин! А самому интересно. Наблюдаю, будто со стороны, что же Елена Акимовна делать будет? А у неё слёзы из глаз. Приняла она ту бумажку, как иконку, двумя руками и говорит:
– Чи Надя… едет уже? – И бланк телеграммы деду суёт, мол, тоже порадуйся.
Жизнь прожил человек. Меня изучил, как облупленного. Знает, что Сашка беспричинно не станет запрет нарушать.
– Что там, Степан? – Ох и не терпится ей убедиться в своей правоте!
Ну, дед тот мужик. Он своё счастье хлещет не залпом, а как самогон, по чуть-чуть, маленькими глотками. Прислонил свой велик к крыльцу, присел на порожек, в карман за очками полез. Нужны они тыщу лет в поле! И мне уже невмоготу: ещё бы закурил!
Глянул я в синее небо, втянул в себя запахи детства. Под завязку, полную грудь. А денёчек-то, думаю, не так уж и плох!
– Поезд номер сто десять, – наконец читает дед и поясняет для бабушки: – Тот же самый, что в прошлый раз…
Я знаю, это не так. В прошлом году отменили прямой рейс «Владивосток – Адлер». Теперь это прицепной плацкарт до Читы. Серёга рассказывал…
Огласив полный текст, Степан Александрович спрятал очки.
– Радость радостью, а ехать пора. Хорошо бы управиться до темноты… Что ж ты, Сашка, тяпку не захватил?
Приподнимаю край мешковины, показываю прополочник.
– Тако-ое! – фыркает бабушка.
– Кому что, а барыне зонтик! – вторит ей дед.
Мне не обидно. Малому тоже. Нет негатива ни в детской душе, ни в пожилой памяти. Откуда им взяться, если мамка уже в поезде? Да и умом понимаю: слишком уж трудно пробивает себе дорогу всё новое, доселе невиданное. Сам, впервые попробовав велоблок в полевых условиях, сказал, что это полная хрень, что тяпкой полоть намного быстрей. А вот у Фрола пошло с первого раза, у бабушки Кати тоже, что, впрочем, вполне объяснимо. Эти люди когда-то ходили с плугом за лошадьми.
Веду я свой велик. Дорога сама так под переднее колесо и укладывается! То ли прохладней стало, то ли счастье поставило меня на крыло и не даёт приземлиться. Глазом моргнуть не успел, до старого клуба дошли. Там вот-вот начнётся вечерний сеанс. Судя по бумажной афише, пришпиленной кнопками к доске объявлений, «Хроника пикирующего бомбардировщика». На скамейке у входа сидят старики. Деда они знают. Он в семсовхозе когда-то бригаду виноградарей возглавлял. Подкалывают наперебой:
– Доброе утро, Степан Александрович!
– Что-то ты раненько сегодня, прям до зари!
Тот, как может, отшучивается:
– Солнце ещё высоко. Там делов на один чих!
– Ну, Бог в помощь!
И всё-таки день клонится к вечеру. Тени над заводью стали длиннее и гуще. Камни на перекате уже не успевают подсохнуть от волны до волны. Дед достаёт из сумки пластмассовую литровую фляжку:
– Сбегай внучок, к колодезю, набери холодной воды.
Не хочет, чтобы я увидел, как он будет переносить бабушку через протоку…
Когда я вернулся, прополка уже началась. Дед мерно взмахивал своей неподъёмной тяпкой, передвигаясь слева направо короткими полушагами. В приспущенной белой рубашке он напоминал косаря. Бабушка не отставала, хоть изредка останавливалась, чтобы выбрать и бросить в отдельную кучку куст молочая. Оно и понятно. Дед обрабатывал четыре рядка разом, она только два. Изредка они перекидывались парой коротких фраз, но больше молчали, чтобы не сбить дыхалку. А я собирал агрегат и поминал добром советские ГОСТы. В детских и взрослых велосипедах внутренний диаметр рам был одинаков.
Велоблок получился ладненьким и компактным, но не шедевр. Цепь болталась и гремела на раме, и это ещё полбеды. Передняя вилка ходила из стороны в сторону, мешая сосредоточиться на прополке.
Минут, наверное, пять я убил на начало рядка. Там и трава гуще и качество обработки земли оставляло желать лучшего. Я шоркал своим агрегатом вперёд и назад, пока не приноровился левой рукой удерживать руль, а правой толкать раму. И дело пошло почти без усилий. Чернозём подвижной волной струился над узким лезвием. Неокрепшие стебли разномастного сорняка покорно ложились под ноги. Ни с чем не сравнимый запах кубанского поля свежим ветром гулял по душе. И руки ещё не забыли старое ремесло, и мамка уже в поезде. Не это ли счастье? И я заорал во всё горло песню Демиса Руссоса, которую очень любил слушать под водку, хоть в эти годы больше уважал Робертино Лоретти.
Ну, это типа того, что «Ты всегда была единственной, как свет во мне утреннего солнца. Ты всегда была моей весной, сбывшейся мечтой и песней, звучащей во мне». Дерибас, короче. Влюбившись впервые, все пацаны моего времени сочиняли такую хрень. А вот мелодия – то да! Мелодия на зашибуху. И голос у грека грудной, насыщенный, вязкий, льётся, как молоко. Такое не повторишь. Да я и не старался. Орал, не всегда попадая в ноты.
Второй куплет спеть не успел. Осёкся, когда сзади меня подёргали за рубашку, как всегда вылезшую из штанов.
– О чём это ты, внучок, так жалобно голосил? – спросил дед Степан. – Знал бы слова, заплакал.
Огляделся: твою ж дивизию, это ж я его обогнал! И бабушка уже позади. Отложила в сторону тяпку, инспектирует мой рядок: не напортачил ли чё? Я даже немного обиделся. Особенно когда дед отодвинул меня рукой, подхватил велоблок за раму и попылил, как трактор ДТ-75. Похоже, прошёл-таки агрегат государственную приёмку.
Остальная работа прошелестела за полчаса. Не было в ней уже той песенной широты, голимый аврал. Мы с бабушкой тяпками обрабатывали начало рядка и едва успевали посторониться, когда дед выходил на разворот, обдавая нас пылью и запахом пота. Ну, ещё там, где между рядков были досажены веники, тоже пришлось вручную полоть и окучивать. С агрегатом не развернуться.
Со стороны огородной бригады подтянулись припоздавшие зрители. Постояли, толкая друг друга в бок, но слов не нашли, вернулись обратно. Пацанчик на дамском велосипеде «лаптёй тормознул», попрыгал, сдавая назад, штанину из-под цепи вызволил, закатал выше колена и почесал себе дале.
Солнце немного просело, но камни на перекате ещё не окрасились в розовый цвет, когда мы пошабашили.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!