Львиное Сердце. Дорога на Утремер - Шэрон Кей Пенман

Дедамур, господствующий над дорогой между Киренией и Никосией, — сказал он. — Но теперь, когда Кирения наша, он долго не продержится.

— Кирения пала? — Гийом был приятно удивлён, потому как местные жители настойчиво уверяли, что крепость неприступна.

Ричард кивнул:

— Два дня спустя после того, как ты уехал в Лимасол, замок сдался Ги де Лузиньяну.

Гийом присвистнул. Его мнение о Ги быстро менялось в лучшую сторону. Раз человек способен с лёгкостью овладеть такой твердыней, как Кирения, он является более способным военачальником, чем принято думать.

— Мне без конца толковали, что замок способен продержаться до Судного дня!

— Может, и способен был — окажи нам гарнизон хоть какое-то сопротивление. Подозреваю, крепость упала Ги в руки словно переспелый персик. Как ещё объяснить столь быстрый успех?

Гийома удивила не столько критическая оценка полководческих дарований Ги, сколько её источник. Она исходила не от кого иного, как от Жоффруа. Короля подобный сарказм не удивил, потому как особой приязни между королём и его братьями никогда не наблюдалось. А вот в семье Гийома братья росли как горошины в стручке, и ему не удалось сдержать проблеска симпатии к Ги.

— Значит, мы захватили казну Исаака?

Ричард подтвердил догадку спокойной самодовольной улыбкой.

— А ещё, хоть, может, это и не так болезненно для Исаака, у нас в руках его жена и дочь. Если так пойдёт и дальше, из кипрской земли у Комнина может остаться лишь клочок, которого хватит, чтобы выкопать могилу.

Взяв Кирению, Ги осадил близлежащий замок Дедамур, но успеха пока не достиг. Ричарда это не удивило, потому как речь шла об одной из самых мощных горных крепостей, какие ему доводилось видеть: северный, западный и южный фасы представляли собой отвесные скалистые утёсы, подходы с востока преграждали три обнесённых стенами двора, ещё выше которых примостились две башни. Посоветовавшись с капитанами Ги, Ричард оставил часть своих воинов в помощь осаждающим. сам же отправился в расположенную в нескольких милях Кирению.

С первого взгляда на прибрежную твердыню Исаака Ричард уверился в том, что Ги никогда не овладел бы ею, не сложи павший духом гарнизон оружие. Расположенный между двумя бухточками, замок напомнил ему английские крепости-раковины: высокие стены защищали просторный внутренний двор мощными угловыми башнями, барбаканом[17] и двухъярусной надвратной башней. Король был обрадован, что над самой высокой башней развивается его штандарт со львом, а не с золотыми крестами королевства Иерусалимского — дипломатический жест, которого он от Ги не ожидал.

Лузиньян встретил гостей, едва те вынырнули из барбакана, после чего проводил их в главный зал, примостившийся вдоль западной стены, хвастаясь по пути своими успехами с почти детским восторгом. Но Ричард был готов простить его, потому как вне зависимости от способа взятие Кирении нанесло Комнину смертельный удар — как сможет Исаак продолжать войну, когда его казна в руках противника?

Не теряя времени, Ги перешёл к рассказу о богатстве сундуков Кирении, и только под конец обмолвился, что жену Исаака, его дочь и их фрейлин содержат в юг-западной башне, где они размещаются с удобством, но под надёжной охраной. Исаак намеревался, в случае если создастся угроза падения замка, переправить семью на континент в Киликию, но подобно большинству планов императора в этом мае, этот рухнул по причине прибытия галер Ричарда, которые запечатали гавань, сделав бегство невозможным. Король не собирался встречаться с пленницами, ибо, как многие мужчины, не чувствовал себя уютно в обществе истеричных женщин. Какая жалость, подумалось ему, что рядом нет Джоанны и Беренгарии, которые могли бы заверить бедняжек, что тем ничто не грозит.

Вино подали в серебряных, инкрустированных драгоценными камнями кубках. Само вино оказалось превосходным, лишний раз подтвердив репутацию кипрских виноградников. Насладившись его вкусом, Ричард спросил, не известно ли Софии чего-нибудь о местонахождении мужа. Ги, явно удивлённый вопросом, напомнил английскому королю, что при его войске нет переводчика с греческого. Теперь удивился Ричард.

— А почему ты не попробовал поговорить с ней по-французски?

Помимо прочих недостатков, Господь наградил Ги выразительным лицом, читать по которому с лёгкостью могли как друзья, так и враги. Теперь на нём отразилось явное замешательство.

— А с какой стати ей говорить по-французски? Она ведь армянская княжна.

Ричард начал понимать, чем объясняется пренебрежение, высказываемое Жоффруа де Лузиньяном по отношению к младшему брату.

— Ничего подобного, Ги. Это первая жена Исаака была армянской княжной. Нынешняя же приходится незаконной дочерью сицилийскому королю Вильгельму I, поэтому мы вполне можем предположить, что она владеет французским не хуже нас с тобой.

Лузиньяна довод не убедил, и он продолжал спорить, что во время сдачи Кирении она говорила только по-гречески, но тут женщин ввели в зал. Ричард встал и поспешил им навстречу, удивляясь, как мог Ги принять их за родных мать и дочь. София была низенькой, смуглой и полной, тогда как её падчерица, хоть ей и исполнилось всего тринадцать, уже переросла мачеху и была стройной и гибкой, с ниспадающими до бёдер русыми косами. Пленницы изумили короля, присев в глубоком поклоне, и он торопливо подал Софии руку. Девушке он помощи не предложил, подумав, что той не захочется прикасаться к обидчику отца.

Когда Ричард почтительно обратился к Софии по титулу, та кивнула, потом указала на падчерицу.

— Это Анна, — сказала она, а когда Ги возмутился, почему пленница не дала им знать, что знает французский, огорошила его сухим ответом: — А ты не спрашивал.

— Как понимаю, императрица предпочла оценить обстановку, прежде чем двинуть войска в бой, — заметил Ричард.

Собеседница бросила на него взгляд с искоркой веселья, подсказавший ему, что пленницу, способную с таким юмором сносить удары судьбы с таким самообладанием, не стоит недооценивать. Усадив их в кресла с высокой спинкой, Ричард посмотрел на девочку. По трезвой оценке, спокойствие Софии не так уж поражало: она знает о приезде Джоанны и понимает, что под защитой вдовы брата ей ничто не угрожает. А вот почти сверхъестественное спокойствие Анны не только радовало, но и озадачивало его — он не ожидал встретить такое самообладание в особе столь юной.

— Мадам, твоя падчерица владеет французским?

— Ну, я научила её паре ругательств. Да, она говорит немного, но недостаточно, чтобы уловить нашу беседу.

— Есть у неё какие-то вопросы ко мне?

После быстрого обмена репликами по-гречески, София отрицательно покачала головой, и король в очередной раз поразился загадке, которую представляла собой Анна Комнин.

— Для столь юных лет она выказывает