Львиное Сердце. Дорога на Утремер - Шэрон Кей Пенман

в пыли, как он того заслуживал. Угрозы летели вслед Исааку, которого под конвоем английских воинов повели в замок. Этот яростный вердикт ненавистному правлению Комнина навёл Ричарда на мысль, что на самом деле Исаак мог сдаться, потому как представлял свою судьбу в том случае, если бы оказался в плену у собственных подданных.

Однако циничная догадка не подтвердилась. Едва делегация вошла в большой зал, Ричард дал Исааку знак сесть рядом с ним на помосте, после чего привели Анну, дабы показать, что ей не причинили вреда. Император поразил всех присутствующих, ударившись при виде дочери в слёзы. Он вскочил и поспешил к ней, обнял Анну с такой радостью и таким облегчением, что у свидетелей не осталось больше сомнений в искренней привязанности тирана к своему чаду.

Обменявшись с Андре озадаченным взглядом, Ричард пожал плечами.

— Насколько известно, даже волки заботятся о своих детёнышах, — сказал он.

Андре кивнул, так как эти слова ничуть не хуже прочих могли послужить объяснением к неожиданному и маловероятному финалу их кипрской кампании.

Джоанна с детства пыталась отогнать страхи и заботы тем, что стыдила себя за слабость поддаться им. По прибытии в Фамагусту она снова прибегла к этому способу, мысленно составляя список событий, за которые следует быть благодарной. Глядя на залитый солнцем двор резиденции архиепископа Кипрского, она добавила в этот список воссоединение сестёр, потому как Мариам и София явно очень обрадовались встрече. Анна сидела рядом с ними на мраморной скамье, и вид девочки всколыхнул в Джоанне материнский инстинкт. Спасение Анны тоже являлось причиной благодарить Бога. Джоанна не сомневалась, что дочери Исаака будет лучше вдали от его пагубного влияния, и собиралась приложить все силы, чтобы ввести Анну в новый мир.

В центре внимания, как обычно, находился Ричард. Но Джоанну радовало, что брат ввёл в круг и Беренгарию: оживлённо беседуя с Андре и Жофре, он жестом собственника обнимал жену за плечи. Король оказывал должное внимание юной супруге, та же просто не отводила от него глаз. Джоанна подслушала обронённое им замечание про михайловского гуся. Для неё оно ничего не означало, в отличие от Беренгарии, которая покраснела, а затем рассмеялась. То, что между молодыми уже гуляют личные шутки, показалось сицилийской королеве обнадёживающим знаком, свидетельством доброго начала брака.

Продолжая накапливать поводы быть благодарной, она добавила к списку захват Кипра, от чего Утремер должен получить большие выгоды как сейчас, так и в грядущем — часть кораблей крестоносцев уже грузили на борт муку, овец, кур, вино. Воины Ричарда тоже радовались кипрской кампании, поскольку Ричард всегда щедро наделял солдат добычей. Ей подумалось, что повод для веселья найдётся и у самих киприотов, избавившихся от ярма исаакова правления. До установления долговременных структур король назначил управлять островом двоих доверенных кастелянов, а также согласился издать хартию, закрепляющую права и законы в том виде, в каком они существовали до узурпации власти Исааком. Но за эту привилегию предстояло уплатить высокую цену: победитель велел киприотам пожертвовать половину своего имущества на дело поддержки крестового похода. Джоанна была достаточно сведуща в делах государственного управления, чтобы понимать, как непопулярна окажется эта мера среди местного населения, но всё же надеялась, что брат оставит Кипр более довольным, чем тот был до его прихода.

Итак, у неё было множество причин благодарить и складывать благодарности в копилку. Вот только это занятие никак не помогало избавиться от холодной, сосущей под ложечкой пустоты. Плавание из Лимасола до Фамагусты получилось терпимым, потому как корабль держался берега. Но поутру флоту предстояло взять курс в открытое море. Беренгария и Мариам успокаивали королев тем, что переход короткий, от Кипра до Сирии можно доплыть всего за день. Но Джоанна знала лучше. В любое время может налететь буря, сбить с пути, а ей ли не знать, каково приходится при сильном волнении — воспоминания были ещё так живописны и свежи, что королеве стало зябко даже под палящими лучами кипрского солнца.

— О чём бы ты сейчас не думала, перестань. — Над ней возвышался Ричард. — Вид у тебя, сестрёнка, прямо-таки зелёный. — Он взял её за руку. — Хочу кое-что показать тебе и Беренгуэле.

Беренгария пожала плечами в знак того, что понятия не имеет, о чём речь, и Джоанна позволила брату увлечь их на другой конец двора. Несколько рыцарей предусмотрительно следовали за ними на почтительной дистанции. Король провёл их через архиепископский сад, тенистое убежище от летнего зноя, потом к крепостной калитке, так и не открыв, куда они идут. Когда Беренгарии поздравила мужа с выигранным у Андре спором, тот притворно поморщился и сказал, что проиграл, поскольку на самом деле кампания заняла пятнадцать дней. Он уже растревожил их раньше тем, что объявил о намерении задержаться на Кипре на пару дней после ухода флота, потому как должен уладить дела с братом Стивена, Робертом де Тернхемом, — одним из тех двоих, кому предстояло управлять островом. Теперь же пояснил, что собирается также проследить за отправкой Исаака в сирийский замок Маргат, где императора передадут под надзор рыцарям-госпитальерам.

По ходу прогулки Ричард поведал дамам об удивительно трогательной встрече Исаака с Анной и о том, как бывший император не поднял даже вопроса о выкупе, прося лишь не заковывать его в железные кандалы или цепи. Это вызвало возражение местных, добавил король, которые желали подвергнуть его одному из наказаний, применяемых в Константинополе: ослеплению или увечью.

— Поэтому я велел изготовить для Исаака цепи из чистого серебра.

— Ты... ты ведь шутишь, да? — неуверенно спросила Беренгария.

Но Джоанна рассмеялась и заверила невестку, что брат совершенно серьёзен — мужчинам её семьи впору самому дьяволу преподать урок лукавства. Наваррка не была уверена, что одобряет этот поступок, казавшийся ей несколько вероломным. Однако своё мнение она предпочла оставить при себе, полагая, что жене не след лезть в подобные дела.

— Ага, вот и пришли, — воскликнул Ричард, когда они оказались в загоне рядом с архиепископской конюшней.

Когда они приблизились, из-за ограды высунулась конская голова, любопытная, но настороженная. Обе женщины не сдержали восхищённого восклицания, поскольку перед ними стоял великолепный скакун: высокий, с длинной шеей и широкой грудью, с отсвечивающей серебром шкурой.

Ричард просиял.

— Это Фовель, — с гордостью объявил он.

Джоанна старалась спрятать беспокойство за остротами, шутя про то, что Ричард на самом деле пришёл не их провожать, а убедиться, что для Фовеля заготовили достаточно камыша на подстилку и надёжно закрепили кольца для пропускаемых под