Полночная чума - Грег Кайзер

Сбежал, как и Волленштейн. На борту «юнкерса» мог быть только он. Герр доктор нарочно отправил в воздух первым «мессершмитт», чтобы тот принял на себя огонь, а сам улетел на втором. Хитроумный план, чертовски хитроумный, ничего не скажешь, подумал Каммлер и, оглянувшись на дымящийся «мессершмитт», затем перевел взгляд туда, где только что за облаками растворился в вышине «юнкерс». Предатель сумел скрыться.

«Я мертвец», — подумал Каммлер.

Оппель кашлянул, сплюнул, потянул себя за нос, зажал пальцами одну ноздрю, и выдул содержимое из второй.

— Сколько? — спросил Каммлер. Почему-то он никак не мог заставить себя оторвать взгляд от дымящихся обломков «мессершмитта». Что-то — он сам не мог сказать, что именно, — не давало ему покоя, доставляло дискомфорт, как тот дым, от которого саднило в горле.

— Семеро. Пятеро убитых, двое раненых. Итого у нас остается трое. Четверо, считая меня. С вами пять.

Каммлер посмотрел на закопченную физиономию Оппеля и не понял, издевается тот над ним или говорит серьезно. Когда «мессершмитт» несся по полю, сам он предпочел спрятаться за деревом, а когда началась перестрелка, даже не сдвинулся с места, одной рукой вцепившись в шершавую кору, другой, влажной от пота, сжимал рукоятку своего PPK. Дамская штучка, заметил как-то раз Гиммлер.

— А где Ниммих, тот самый, у которого тик? — спросил он Оппеля.

— Понятия не имею, — ответил тот.

— А где Адлер? Это который жирный.

Но Оппель лишь покачал головой.

— Не знаю. Но вот в той стороне кто-то есть, — с этими словами Оппель указал вдоль стены туда, где до взлета стояли оба самолета. Там над остальными деревьями высилось могучее дерево.

— Американцы? — уточнил Каммлер.

— Я подобрался как можно ближе и увидел не то двоих, не то троих. Но что они говорили, не слышал, или на каком языке. Может, это была наземная команда?

Самолет.

Ведь у Волленштейна был «шторьх». Интересно, где он? Каммлер задумался. Тогда под Флером «шторьх» Волленштейна нес под крылом серебристый бак, опылитель картофеля.

Каммлер вновь повернулся к подбитому «мессершмитту». Тот все еще горел. Крылья отвалились, одного пропеллера не было. Относительно целым оставался лишь хвост. Каммлер проследил взглядом за клубами дыма, что извиваясь поднимались вверх от объятой пламенем машины, и впервые обратил внимание на его странный, грязно-желтый цвет. Волленштейн довел до ума свой картофельный опылитель, сказал им Ниммих. И теперь Волленштейн распылит свою заразу над побережьем. Чего не сказал им Ниммих, так это сколько у Волленштейна самолетов. Ему же самому даже не пришло в голову уточнить. Почему-то он тогда решил, что парень имеет в виду лишь игрушечный «шторьх». И вот теперь оказывается, что нет.

И «мессершмитт», и «юнкерс», оба несли под брюхом баки с чумой. И оба предназначались отнюдь не для бегства. И, следовательно, «юнкерс» взял курс… на Англию! А этот? Каммлер вновь посмотрел на объятый пламенем «мессершмитт», от которого к небу поднимались клубы дыма цвета пивной мочи. Затем обратил внимание на само темно-желтое пламя, затем снова на дым. Боже, какой же он идиот! Как же он не понял этого раньше?

«Могильщики», — подумал он и растерянно заморгал.

— Дайте мне немедленно воды, — сказал он стоявшему рядом Оппелю, а потом заорал: — Скорее дай мне воды, чтобы я мог умыться!

Выхватив у Оппеля фляжку, он опрокинул ее над головой, чтобы вода стекала по лицу, затем сделал глоток, прополоскал рот и сплюнул, затем еще раз, после чего отшвырнул пустую фляжку, а сам принялся оттирать губы, и ноздри, глаза, куда, по его мнению, могла проникнуть выращенная Волленштейном зараза.

Впрочем, если Волленштейн сказал ему правду, а, скорее всего, так оно и было, от чумы не спасет никакое мытье. Если эти невидимые «могильщики» уже проникли ему в легкие, то ему конец. А ведь он вдыхал эту заразу минут десять, если не больше.

— Нам нужно поскорее уйти отсюда, — сказал он дрожащим голосом. — Вернее, прямо сейчас.

— И куда же?

Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь, так и подмывало его ответить. Впрочем, вслух он этого не сказал. Еще крепче сжав рукоятку своего PPK, он направился к самому большому дереву, что росло слева от них. Возможно, в «юнкерсе» не было никакого Волленштейна. Если задача самолета состояла в том, чтобы распылить над Англией содержимое бака, вряд ли герр доктор согласился бы составить пилоту компанию. Скорее, он предпочел бы «шторьх» и имел бы при себе свой хваленый чудо-препарат.

А если это так, решил Каммлер, то сначала я получу его, а потом и самого Волленштейна. Я не стану отдавать его в руки заплечных дел мастеров с Принц-Альбрехтштрассе. Нет, я прижму его к стенке и всажу ему в шею пулю.

«И если Волленштейн действительно все еще здесь, — размышлял Каммлер, — если он не сбежал в Англию и у меня в качестве доказательства будет его тело, Гиммлеру будет наплевать на то, что я с ним сделал».

— Боже милостивый! — воскликнула Аликс, взглянув на Джунипера, когда луна вновь вышла из-за туч. — Что они с тобой сделали!

Она протянула к нему руку, но Уикенс поспешил отстраниться.

От его некогда красивого лица ничего не осталось. Одна рука распухла и почернела, напоминая клешню краба, и теперь безвольно висела вдоль туловища. В другой он сжимал огромный черный револьвер.

— Прострелили? — прошептала она, глядя на круглую дыру на тыльной стороне клешни.

— С друзьями порой так бывает, — ответил он.

— Я просила его остановить грузовик.

— А сейчас?

Аликс сделала к нему шаг, и на сей раз Джунипер остался стоять на месте.

— Давай я тебе помогу, — сказала она. — Давай я найду тебе врача, чтобы он…

— Если не ошибаюсь, врач должен быть где-то поблизости, — произнес Уикенс, и в голосе его слышалась горечь.

— У меня чума, Джунипер, — сказала Аликс и положила руку себе на грудь. Дыхание было частым и поверхностным. — Как и у папы.

— Ничем не могу тебе помочь. Спроси своего друга.

За спиной у Уикенс раздался какой-то звук, и Аликс обернулась. Практически скрытый тенью гигантского дуба, крошечный самолетик казался хрупким и едва ли не игрушечным, особенно на фоне двух черных монстров, что прокатились по траве какое-то время назад. Ей показалось, что за ветровым стеклом она заметила какое-то движение, а в двигателе что-то щелкнуло.

— Джунипер, — начала было она, но в следующую секунду ее начал бить кашель, и она поспешила прикрыть рот рукой. Лихорадка, похоже, тоже вернулась, и она на всякий случай пощупала влажный лоб. — Что… Что ты?..

Она никак не могла подобрать нужные слова, а потом снова закашлялась.

Из-под высокого крыла самолета показалась фигура с саквояжем в руке. Высокая, сухопарая фигура, даже выше, чем Джунипер, ростом почти с Фрэнка. На мужчине была фуражка, и даже в темноте Аликс поняла, что перед ней бош.