Виктор Астафьев - Юрий Ростовцев

Совет, конечно, не самый «педагогичный», но, возможно, умудренный жизнью, воспитанный на старых традициях человек лучше понимает, как разрешить конфликт. Бесплодные размышления на тему: «Кто прав, а кто виноват?» мало помогают в таких случаях. Может, подсказанный Маркелом Тихоновичем путь к примирению все же куда лучше холодной интеллигентской рассудочности, за которой кроется безволие и бездействие, ведущие к гибели семьи…

Конечно, в романе не один только Сошнин является носителем положительного начала. Писатель относится доброжелательно и к тетя Лине, и к тете Гране, и даже к бабке Тутышихе. Вызывает уважение писателя и целый ряд представителей сильного пола — люди старшего поколения, особенно те, кто побывал на войне, — Лавря-казак, дядя Паша, тот же Маркел Тихонович, а также милицейский начальник Сошнина — Алексей Демидович Ахлюстин. Но вот вопрос: определяют ли эти персонажи лицо Вейска, могут ли они влиять на окружающую их действительность? И насколько прав Ахлюстин в своей теории, по которой делит людей на две части — правонарушителей и законопослушных граждан. Взаимодействуя и вступая в столкновение, они, по его мнению, определяют судьбы каждого человека и мира в целом.

Концепция милиционера-философа, откровенно говоря, выглядит довольно мрачно. Впрочем, со временем мы убедились, что роман с его акцентом на темных сторонах бытия оказался вполне адекватным действительности и во многом предвосхитил то, что вскоре так выпукло проявилось в нашей жизни. Сейчас уже никто не сомневается, что граница, разделяющая современное общество на преступников и пострадавших, воров и обворованных, становится все более зримой. Герои Астафьева, погруженные, в силу своей профессиональной деятельности, в мир криминала, помогли только лучше рассмотреть то, что возникло раньше и скрывалось в прежние годы под покровом мнимого благополучия.

Изнанка жизни, с которой Сошнин на протяжении многих лет постоянно сталкивался при исполнении служебного долга, не очерствила его, а напитала тревогой и болью. Она не дает ему успокоения даже на заслуженной пенсии, которая, конечно, никак не способна компенсировать телесные и душевные раны.

Писатель завершает повествование на мажорной ноте: к Леониду возвращаются жена и дочь, возрождается надежда на восстановление семьи. Однако, даже сопереживая своему герою, Астафьев не дает конфликту окончательного разрешения. Да и о Лерке, жене Сошнина, нам уже известно слишком много всяко-разного, что не позволяет испытывать особого оптимизма. И мы традиционно, вместе с героем романа, полагаемся на старую формулу — семья ради ребенка. Сошнин должен защитить свою дочь от этой тревожной и не до конца понятой им жизни. И никто не сделает это без него, ибо связи времен, обеспечивающие устойчивость человеческого бытия, оказались разорванными.

«Порвались они, воистину порвались, изречение перестало быть поэтической метафорой, обрело такой зловещий смысл, значение и глубину которого дано будет постичь нам лишь со временем и, может быть, уже не нам, а Светке, ее поколению, наверное, самому трагическому за все земные сроки…» — таковы невеселые размышления главного героя романа.

«Бережно подсунув Светке под голову подушку, прикрыв ее одеялишком, Сошнин опустился на колени возле сундука, осторожно прижался щекой к голове дочки и забылся в каком-то сладком горе, в воскрешающей, животворящей печали, и, когда очнулся, почувствовал на лице мокро, и не устыдился слез, не запрезирал себя за слабость, даже на обычное ерничество над своей чувствительностью его не повело.

Он вернулся в постель, закинув руки за голову, лежал, искоса поглядывая на Лерку, закатившую голову ему под мышку.

Муж и жена. Мужчина и женщина. Сошлись. Живут. Хлеб жуют. Нужду и болезни превозмогают. Детей, а нынче вот дитя растят. Одного, но с большой натугой, пока вырастят, себя и его замают. Плутавшие по земле, среди множества себе подобных, он и она объединились по случаю судьбы или всемогущему закону жизни. Муж с женою. Женщина с мужчиной, совершенно не знавшие друг друга… соединились, вот чтоб стать родней родни, пережив родителей, самим испытать родительскую долю, продолжая себя и их.

Не самец и самка, по велению природы совокупляющиеся, чтобы продлиться в природе, а человек с человеком, соединенные для того, чтоб помочь друг другу и обществу, в котором они живут, усовершенствоваться, из сердца в сердце перелить кровь свою и вместе с кровью все, что в них есть хорошее. От родителей-то они были переданы друг дружке всяк со своей жизнью, привычками и характерами — и вот из разнородного сырья нужно создать строительный материал, слепить ячейку во многовековом здании под названием Семья, как бы вновь народиться на свет и, вместе дойдя до могилы, оторвать себя друг от дружки с неповторимым, никому не ведомым страданием и болью.

Экая великая загадка! На постижение ее убуханы тысячелетия, но, так же как и смерть, загадка семьи не понята, не разрешена. Династии, общества, империи обращались в прах, если в них начинала рушиться семья… вместе с развалом семьи разваливалось согласие, зло начинало одолевать добро, земля разверзалась под ногами, чтобы поглотить сброд, уже безо всяких на то оснований именующий себя людьми.

Но в современном торопливом мире муж хочет получить жену в готовом виде, жена опять же хорошего, лучше бы — очень хорошего, идеального мужа. Современные остряки, сделавшие предметом осмеяния самое святое на земле — семейные узы, измерзавившие древнюю мудрость зубоскальством о плохой женщине, растворенной во всех хороших женах, надо полагать, ведают, что и хороший муж распространен во всех плохих мужчинах. Плохого мужика и плохую женщину зашить бы в мешок и утопить. Просто! Вот как бы до нее, до простоты той, доскрестись на утлом семейном корабле, шибко рассохшемся, побитом житейскими бурями, потерявшем надежную плавучесть…

Над письменным столом… прибита полочка для учебников, тетрадей и школьных принадлежностей. Ныне на полочке, шатнувшись к окну, стоят словарь, справочники, любимые книги, сборники стихов и песен. Среди них зеленым светофорным светом горит обложка книги „Пословицы русского народа“. Молодой литератор и уже испытанный в семейных делах муж открыл толстую книгу на середине. Раздел: „Муж — жена“ занимал двенадцать широченных книжных страниц — молодая русская нация к прошлому веку накопила уже изрядный опыт по семейным устоям и отразила его в устном творчестве.

„Добрая жена да жирные щи — другого добра не ищи“. „Разумно, очень разумно и дельно!“ — ухмыльнулся мыслитель из железнодорожного поселка. Но скоро такие откровения пошли, что у него пропала охота зубоскалить: „Смерть да жена — Богом суждена“, „Женитьба есть, а разженитьбы нет“, „С кем венчаться, с тем и кончаться“, „Птица крыльями сильна, жена мужем красна“, „За мужа завалюсь — никого не боюсь“.

„Ага! Как же! — не согласился на сей раз с народной мудростью Леонид. — Познакомить бы вас с современной женщиной!“…

И без словаря одних наставлений бабки-покойницы для разумной жизни хватит, порешил он. „Семьи рушатся и бабы с мужиками расходятся отчего? — вопрошала бабка Тутышиха, сама себе давая ответ: — А оттого, что сплят врозь. Дитев и друг дружку не видют неделями — чем им скрепляться? Мы, бывало, с Адамом поцапаемся, когда и подеремся — но муж с женою хотя и бранятся, да под одну шубу ложатся!..“