Нёкк - Нейтан Хилл

Когда Генри понял, что выход на пенсию придется отложить лет на десять, а то и на пятнадцать, на лице его появилось такое же растерянное выражение, как в тот день, когда исчезла Фэй. То, на что он так рассчитывал, снова обмануло его ожидания.

Он стал циничен и осторожен. И больше не верил ничьим обещаниям.

– Средний американец ест готовые замороженные блюда шесть раз в месяц, – сказал Генри. – Моя задача – сделать так, чтобы он ел их семь раз в месяц. И я неустанно над этим работаю, иногда даже по выходным.

– Как-то ты об этом без радости говоришь.

– Проблема в том, что никто из моих коллег не думает о хоть сколько-нибудь отдаленном будущем. Их волнует лишь следующий квартальный отчет и следующий отчет о доходах: дальше они не загадывают. Они не понимают того, что понимаю я.

– Чего же именно?

– Если мы находим какую-то новую рыночную нишу, со временем мы обязательно ее уничтожим. Это наш основополагающий принцип, истинное кредо нашей компании. Свонсон в 1950-е подметил, что члены семьи обычно едят вместе, и решил занять эту нишу. Так придумали телеужины. И люди поняли, что им вовсе не обязательно собираться за одним столом. Как только на рынке появились телеужины для всей семьи, традиция семейных ужинов стала отмирать. Вот так мы уничтожаем рынок.

Телефон Сэмюэла снова звякнул: пришло очередное сообщение.

– Ох уж эта молодежь с мобильниками, – не выдержал Генри. – Ради бога, возьми ты уже трубку.

– Извини, – Сэмюэл полез проверить сообщение. Павнер писал:

МЫ НАШЛИ ТЕТКУ С ФОТО!

– Погоди секунду, – сказал Сэмюэл отцу и написал ответ:

какую тетку? с какого фото?

фото твоей мамы из 60-х!! Я нашел ту тетку!

Правда?

Приезжай сейчас же в “Иезавель”, я тебе все расскажу!!!

– Ты как стажеры с работы, – заметил Генри. – С ними разговариваешь, а они думают о чем-то своем. Такое ощущение, будто вообще тебя не слушают. Наверно, я ворчу как старик. Ну и пусть.

– Извини, пап, мне нужно бежать.

– Вы и десяти минут спокойно не посидите. Вечно в делах.

– Спасибо за ужин. Я позвоню.

Сэмюэл помчался на юг, в пригород, где жил Павнер, припарковался под фиолетовыми огнями “Иезавели” и быстрым шагом вошел в клуб. Товарищ по “Миру эльфов” сидел за барной стойкой и смотрел телевизор – популярное кулинарное шоу про обжор.

– Ты нашел ту женщину с фотографии? – выпалил Сэмюэл, не успев усесться.

– Да. Ее зовут Элис, живет в Индиане, в какой-то глуши.

Он протянул Сэмюэлу скачанную из интернета и распечатанную на принтере фотографию: женщина в солнечный день на пляже с улыбкой смотрит в объектив. На женщине треккинговые ботинки, брюки карго, большая зеленая панама с широкими полями и футболка с надписью “Веселый турист”.

– Это точно она? – уточнил Сэмюэл.

– Точнее некуда. Это она сидела позади твоей мамы на той фотографии из 1968 года. Она сама мне сказала.

– Ничего себе, – выдохнул Сэмюэл.

– А знаешь, что самое классное? Они с твоей мамой были соседками. По общаге в универе, что ли.

– И она согласна со мной пообщаться?

– Я уже обо всем договорился. Она ждет тебя завтра.

Павнер протянул ему распечатку электронной переписки, адрес Элис и карту с маршрутом до ее дома.

– Как ты ее нашел?

– С полпинка. У меня было свободное время во вторник, когда на сайте меняли прошивку.

Павнер перевел взгляд на экран телевизора.

– О, смотри-ка! Неужели он правда все это съест? Спорим, съест?

Он говорил о ведущем кулинарного шоу, который славился умением впихнуть в себя прорву еды и при этом не сблевать и не отрубиться. Имя его было выгравировано на табличках почетных гостей в дюжинах американских ресторанов, где ему довелось одолеть двухкилограммовый стейк из филейной части говяжьей туши, необъятный пиццабургер или буррито весом с новорожденного младенца. Лицо у ведущего казалось шире плеч.

Ведущий в ярких красках описывал, что именно он сейчас съест, пока повар какой-то забегаловки жарил ему картофельные оладьи на огромной закопченной сковороде: разровнял горку картофеля в прямоугольник размером почти с шахматную доску. На картофель повар вывалил две горсти мелко нарубленных сосисок, четыре пригоршни порезанного бекона, говяжий фарш, несколько нарезанных кубиками луковиц и какой-то тертый сыр – не то белый чеддер, не то моцареллу, не то “Монтерей Джек”. Сыра было столько, что мясо скрылось под расплавленной белой массой. В верхнем правом углу экрана виднелась надпись: “В память о 11 сентября”.

– С меня причитается, – сказал Сэмюэл. – Спасибо тебе огромное. Если тебе что-то понадобится, только скажи.

– Пожалуйста.

– Нет, серьезно, как мне тебя отблагодарить?

– Да ладно тебе.

– В общем, если что, говори.

Повар плюхнул на слой белого сыра шесть столовых ложек сметаны с горкой и размазал их по всему прямоугольнику. Свернул получившуюся массу в поленце жареной картошкой наружу, разрезал пополам и поставил обе половины вертикально на большую белую тарелку. Местами из трещин в картошке валил пар и сочилась густая жирная жижа. Называлось это блюдо “Башни-близнецы – смерть желудку”. Ведущий уселся за столик. Вокруг него толпились зеваки, которым хотелось попасть в телевизор. Перед ведущим на тарелке высились золотистые картофельно-мясные поленца. Он объявил минуту молчания. Все дружно понурили головы. Крупным планом показали картофельные небоскребы, истекавшие белой слизью. Потом толпа, вероятно, по знаку за кадром, принялась скандировать: “Ешь! Ешь! Ешь! Ешь!”, ведущий взял вилку с ножом, отрезал кусочек поджаристой картофельной корочки, зачерпнул изнутри сырно-мясной мешанины и отправил в рот. Прожевал и признался, скорбно глядя в камеру: “Ох, тяжко”. Толпа рассмеялась. “Боюсь, не съем”. Перерыв на рекламу.

– Да как тебе сказать, – проговорил Павнер. – Вообще-то я хотел тебя кое о чем попросить.

– Говори смело.

– Я написал книгу, – продолжал Павнер. – Ну то есть как написал, пока что только придумал. Мистический триллер.

– Про маньяка. Помню.

– Вот-вот. Я давно хотел его написать, но пришлось отложить, ведь сперва нужно кое-что сделать – сам понимаешь, читатель ожидает, что я разбираюсь в том, как работает полиция, судебная система, так что надо хоть чуть-чуть походить по пятам за каким-нибудь детективом, а значит, придется найти этого самого детектива и объяснить ему, что я, мол, писатель, вот пишу роман о полиции, хочу с вами потусоваться, чтобы прочувствовать специфику, понять, как вы говорите, что делаете. Ну и все такое прочее.

– Понятно.