Свои и чужие - Петр Хомяков

Для любого политгехнолога это идеальный объект. Завоюй его. Пусть это будет на первых порах трудно. Но завоевать поначалу можно лишь незначительную часть.

Это будет «мясом» нового государства. Потом добавь туда «специй» из инородческой элиты. Этаких агрессивных, но, тем не менее, стратегически мыслящих игроков. Которые могут понять, то исходная скудость этих земель ещё не повод для уныния. Сказочные богатства впереди гарантированы.

Потом с помощью столь идеальной машины завоюй всю остальную часть гигантской страны, где сопротивления не должно быть по определению. И ты получаешь всё то же, но только в гораздо большем объёме.

А уж потом с помощью этой имперской кувалды попытайся захватить окрестные земли побогаче. Частично это наверняка удастся.

Ну а потом выжимай все соки из народа и природы ещё более расширившейся страны и живи припеваючи.

Таким образом, программа гарантированного благоденствия на много поколений вперёд для любого имперского бандита просматривается чётко. И эта программа базируется всего лишь на двух составляющих:

1. Наличие уникального народа, прямого потомка людей приледнико-вья, со всеми его уникальными плюсами и уникальной слабостью пёрся государственным насилием.

2. Наличие самого проекта, знание государственной модели.

Теперь остаётся только найти инструмент для запуска проекта. А попросту говоря, достаточно большую банду, авторитеты которой поняли бы грандиозность, перспективность, а главное, полное отсутствие риска в этом плане.

Читатель, мы много раз повторяли, политика – это не бином Ньютона, не освоение железа, не изобретение пороха, пенициллина, космического самолёта (просим не путать это гениальное русское изобретение с вульгарным челноком типа шаттла). О сложности политики говорят лишь те, кто реализует «оболванивающую часть» в достижении проекта гегемонии. На самом деле, политика проста до предела. Более того, она не прерогатива человека разумного. Интриганство группового правления в стаде шимпанзе или стае волков не менее изощрено, чем управление мировой империей. Это доказано современной наукой о социальном поведении животных – этологией.

Поэтому то, что очевидно в политике нам, было столь же очевидно и тысячу лет назад. Только элементарная лень не позволила броситься на Русь сразу многим «жирным хищникам».

На Русь бросились тощие государственники-маргиналы.

И реализовали все положения вышеуказанного проекта.

С тех пор мемофонд русского народа формируется в постоянной борьбе не только с суровой природой, но и с государственным хищником. Формируется, исходя из взаимоисключающих требований, ломается, калечится. Он соткан из противоречий, главные из которых мы подробнее рассмотрим ниже.

Но под кровавой коростой тлеет ожидание.

Ожидание нового Сварога.

Услышь нас, наш Первобог, и пошли нам своего сына с новым волшебным мечем!

В связи с только что сказанным интересно посмотреть под новым ракурсом на одну давнюю дискуссию о роли норманнов в становлении русской государственности.

Эта дискуссия идёт уже почти три столетия. Но на то, что она достаточно бессмысленна, только недавно обратил внимание известный в русских национальных кругах востоковед, публицист и поэт Алексей Богословский. Он вполне справедливо отметил, что никакого комплекса по поводу норманнской теории русские не должны испытывать.

В самом деле, английская государственность тоже началась с норманнского завоевания. Французы, потомки галлов, получили самоназвание по имени германского племени франков. Вообще, чужеземное происхождение династий, основывающих государственность в странах Европы и не только Европы скорее правило, чем исключение.

А у эстонцев, например, вообще не было никакой собственной государственности, даже инициированной чужеземной династией. И ничего. От этого эстонцы не чувствуют себя хуже тех же кхмеров из Камбоджи, чьей собственной государственности больше тысячи лет.

Государственность вообще не может считаться самодостаточным достижением. Достижением является вклад в цивилизацию, а не наличие чиновников, полицаев, толпы вояк и кого-то на троне. Если с помощью всей этой государственной машины ничего не построено, она вообще бессмысленна, и, скорее, не достижение, а повод для наличия комплекса неполноценности.

Если с помощью государства построены лишь некие пирамиды или другие аналогичные объекты, пригодные лишь для последующего посещения пресыщенными туристами, то это, по мнению автора, тоже не предмет для особой гордости. Возможности для развития туристического бизнеса в будущем не стоят крови, пролитой для смазки жерновов людоедской государственной машины в настоящем. Тем более, если эта кровь лилась сотни и тысячи лет.

Итак, гордиться можно лишь вкладом в цивилизацию. А государственность совершенно индифферентна к цивилизации. Когда помогает ей, когда тормозит. Не устанем напоминать, что современная цивилизация железного века началась с интеллектуального подвига Сварога. И никакое государство ему в этом не помогало.

В этой связи невозможно не вспомнить известную сентенцию, что государство создаётся не для того, чтобы построить рай на земле, а для того, чтобы не допустить на земле ада. Хорошее изречение. Только его нельзя назвать констатацией факта. Это, скорее, мечта и одновременно попытка оправдания государства как модели общественной организации.

Мы знаем, как государственная машина организовывала ад на земле. И не раз. Последние по времени примеры подобного рода из XX века – это Кампучия Пол Пота и Центрально-африканская империя Бокассо. А всего того, что было раньше, и упомнить невозможно. Вероятно, люди, которых заживо сжигал в печах «кроткий» иудейский царь Давид, не считали, что семитская государственность – это механизм для того, чтобы не допустить ада на земле.

Таким образом, споры о норманнском или автохтонном происхождении российской государственности для самосознания нации бессмысленны. Это споры о том, кто первым изнасиловал девицу, чужой дядька или родной папочка. Лучше бы не насиловал никто. А уж если такое случилось, то чужой дядька даже предпочтительней.

Однако эта дискуссия не столь уж бессмысленна. Но она имеет смысл только для тех, кто готов рассматривать российскую государственность как самостоятельную ценность. Более того, она не позволяет очень многим потенциальным оппонентам этой государственности предусмотреть для себя переход на более радикальные позиции. Она уводит в сторону от главного противоречия русской истории и манит несбыточной надеждой на «хорошее государство». Бессмысленной, как надежда оболваненного крестьянина на «хорошего царя».

Поэтому мы безо всяких экивоков признаем норманнскую теорию. И нам не важно, был ли легендарный Рюрик немцем, шведом или западным славянином. В конце концов, у русских есть примеры весьма сильной идиосинкразии к западным славянам. Полякам, например, которые долгое время считались чуть ли не злейшими врагами России. Почему же «поляк» Рюрик должен быть лучше «немца» Рюрика?