Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши

включая Бран Мак Морна (кельтского вождя из Римской Британии), короля Кулла (короля-воителя из мифической доисторической страны Валузии, что в центральной Европе), Соломона Кейна (англичанина-пуританина, жившего в семнадцатом веке) и Конана, воина-варвара из вымышленной страны Киммерии, самого известного персонажа Говарда. Автора больше всего интересовала эпоха доисторических варваров – возможно, потому, что чем-то походила на условия жизни первопоселенцев в Техасе, о которых он узнал то ли из восхищенных рассказов старших, то ли из прочитанных в детстве книг, то ли еще откуда-то. Говард и сам не до конца понимал, откуда появилось это увлечение:

«Я всю жизнь живу на юго-западе страны, однако в сновидениях всегда оказываюсь среди холодных бескрайних земель с ледяными пустошами под хмурым небом, среди безлюдных болот, над которыми носятся мощные морские ветры и где обитают взъерошенные дикари со светлыми горящими глазами. За исключением одного сна, я никогда не попадаю в эту древнюю эпоху цивилизованным человеком. Каждый раз я оказываюсь варваром – одежда из шкур, лохматые волосы, светлые глаза, из оружия – примитивный топор или меч, с помощью которых я борюсь со стихией, дикими зверями или с дисциплинированно марширующими войсками, пришедшими с невозделанных плодородных земель и обнесенных крепостями городов. Все это нашло отражение в моих работах, ведь, несмотря на всю мощь организованной цивилизации, я инстинктивно выбираю сторону варвара»72.

Не подумайте, что я отрицаю литературную ценность творчества Говарда. Именно он придумал поджанр фэнтези «меч и магия», который впоследствии значительно усовершенствовался благодаря Фрицу Лейберу, и пусть многие рассказы Говард сочинял исключительно ради денег, в них он все-таки сумел довольно четко выразить свои взгляды. Правда, взгляды эти были не очень содержательными и глубокими, а стиль Говарда в целом оставался грубым, неряшливым и неуклюжим. К тому же некоторые его рассказы настолько отвратительно расистские, что предрассудкам Лавкрафта до них далеко.

Письма Говарда, как верно подмечал Лавкрафт, куда больше похожи на настоящую литературу, чем его художественные произведения. Неудивительно, что временами в переписке двух авторов со столь разными характерами встречаются напряженные моменты, когда каждый упорно отстаивает свою точку зрения, тем более что за шесть лет общения они успели обсудить множество разных тем, начиная с педантичных и теперь уже устаревших мнений о происхождении рас («Истинно семитский еврей, безусловно, превосходит монголоидного еврея в моральных и культурных аспектах», – однажды заявил Говард73) и заканчивая длинными тирадами на тему их собственного воспитания и споров о преимуществах цивилизации и варварства, а также о вопросах современной политики (в наши дни Говарда назвали бы либертарианцем, так как он был ярым противником любого вида власти). Позже я подробнее расскажу об этих дебатах, а пока приведу один интересный факт. Недавно были обнаружены оригинальные черновики некоторых писем Говарда к Лавкрафту, из которых становится ясно, что Говард хотел проявить себя в споре наиболее убедительно. Его определенно пугал уровень эрудированности Лавкрафта, по сравнению с которым он чувствовал себя безнадежно отсталым, хотя в окружающей реальности он, пожалуй, разбирался лучше, чем затворник Лавкрафт, и поэтому не желал поступаться давними принципами. Говард не раз упоминал жестокие условия жизни в приграничном регионе, где часто случаются драки, перестрелки и тому подобное, так что иногда создается впечатление, будто он специально поддразнивает или пытается вызвать у Лавкрафта потрясение. Некоторые из этих «пугающих» историй Говард, вероятно, и вовсе выдумал.

Тем не менее Лавкрафт верно оценивал Говарда как человека:

«Уровень интеллекта у этого парня примерно такой же, как у любого уважаемого гражданина (банковского кассира, рядового владельца магазина или юриста, биржевого маклера, учителя старших классов, успешного фермера, автора бульварных романов, умелого механика, успешного коммивояжера, ответственного чиновника, служащего армии или флота не выше полковника и тому подобных), то есть он сообразителен и скрупулезен, обладает хорошей памятью, но глубокие знания и аналитические способности у него отсутствуют, хотя в то же время я могу назвать его одним из самых интересных людей среди всех, кого знаю. Говард „Два пистолета“[10] привлекает нестандартностью своих мыслей и чувств, которые не поддаются воздействию условностей, в результате чего он остается самим собой. Он не умеет решать квадратные уравнения и наверняка считает, что Сантаяна – это сорт кофе, зато у него есть целый набор уникальных по гармоничности эмоций, из которых рождаются чудесные вспышки исторических воспоминаний и географических подробностей (в письмах), а в прозе он рисует яркие, мощные и непринужденные картины из мира доисторических сражений… картины, которые остаются своеобразными и полными самовыражения, несмотря на все внешние уступки в угоду отупляющему бульварному стилю»74.

Лавкрафт частенько рассыпался в излишних похвалах, комментируя творчество друзей, однако в этом случае он дал коллеге довольно точную оценку.

В одном из первых писем Говард попросил Лавкрафта подробнее рассказать о Ктулху, Йог-Сототе и других божествах, приняв их за настоящих героев из мифов. Любопытно, что некий Н. Дж. О’Нил, читатель Weird Tales, решил, что придуманный Говардом Катулос, необычное египетское существо из романа «Хозяин судьбы» (Weird Tales, октябрь – декабрь 1929), как-то связан с Ктулху. Естественно, Лавкрафт открыл Говарду правду, и тот начал оставлять в своих произведениях отсылки к псевдомифологии Лавкрафта, делая это точно в духе коллеги – в виде мимолетных упоминаний, дабы создать ощущение присутствия зловещих внеземных сил. Сюжетно, как мне кажется, лишь немногие рассказы Говарда связаны с работами Лавкрафта, а откровенных стилизаций и вовсе не встречается. Говард неоднократно ссылается на «Некрономикон» и кое-где упоминает Ктулху, Р’льех и Йог-Сотота, но не более.

Говард придумал новую вымышленную книгу для вселенной «Мифов Ктулху» – речь идет о «Безымянных культах» фон Юнцта, также известных под названием «Черная книга» и впервые упомянутых в рассказе «Дети ночи» (Weird Tales, апрель – май 1931 года). В 1932 году Лавкрафт решил также дать этой книге немецкое название и выбрал громоздкий вариант «Ungenennte Heidenthume», однако Август Дерлет заменил его на «Unaussprechlichen Kulten». В то время среди коллег Лавкрафта возник спор, в котором участвовал и Фарнсуорт Райт, считавший, что слово unaussprechlich значит «непроизносимый» и не имеет таких оттенков смысла, как «невыразимый» или «безымянный». Райт предлагал довольно пресный вариант «Unnenbaren Kulten», но художник Weird Tales К. Ч. Сенф, уроженец Германии, все-таки одобрил «Unaussprechlichen Kulten», и такое название и осталось в мифологии75. Абсурдности добавляет тот факт, что по-немецки эта фраза с точки зрения грамматики неверна: должно быть либо «Die Unaussprechlichen Kulten», либо «Unaussprechliche Kulten». Кстати, Лавкрафту казалось, что он придумал для фон Юнцта имя Фридрих (в написанном для другого автора рассказе), поскольку Говард всегда упоминал