Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

— Чтобы помочь тебе отыскать Лао Ю… Я его только что видел, чуть было уже не догнал, а ты мне помешала. Все из-за тебя.

Тут Цао Цинъэ посмотрела на отца и радостно воскликнула:

— Папа, так твоя голова уже на месте? Как это произошло?

Отец, прижимая руку к груди, ответил:

— Голова-то у меня теперь на месте, а вот здесь боль адская.

С этими словами он стал скрести грудь в области сердца.

— Папа, может, у тебя пропало сердце? — спросила Цао Цинъэ.

— Сердце на месте, да только на душе горько.

Неожиданно Цао Цинъэ очнулась и поняла, что это был сон. Она открыла глаза, по вокзалу туда-сюда сновали толпы людей, среди которых она никого не знала. Цао Цинъэ припала к своей сумке и заплакала. Она плакала не от того, что ей приснился отец, а от того, что хоть у него и появилась голова, теперь было горько на душе.

Такова была еще одна история, которую Ню Айго часто рассказывала его мать Цао Цинъэ.

А еще Цао Цинъэ рассказала своему сыну Ню Айго, что, съездив в тот раз в Яньцзинь, она узнала, что ее родной отец Цзян Ху умер в Циньюане провинции Шаньси. Он и думать не мог, что когда Цао Цинъэ вырастет, она выйдет замуж и переедет в уезд Циньюань. Однако Лао Бу и Лао Лай — компаньоны Цзян Ху, с которыми в те годы он ездил за луком, — уже умерли, поэтому ей не удалось узнать, на какой улице уездного центра и в какой именно харчевне встретил свою смерть Цзян Ху. Как бы то ни было, с тех самых пор Цао Цинъэ стала видеть в своих снах на одного отца больше. У этого отца голова была на месте, но отсутствовало лицо.

После встречи с Ли Кэчжи Ню Айго изменил свое отношение к Пан Лина. Несколько лет назад Ню Айго ездил в провинцию Хэбэй в уезд Пиншань. Там, на берегу реки Хутохэ, Ню Айго обсуждал свою личную жизнь с боевым товарищем Ду Цинхаем. Несколько лет подряд Ню Айго вел себя с Пан Лина, в точности как посоветовал ему Ду Цинхай. Поскольку развода Ню Айго позволить себе не мог, он и не разводился. То, что у жены, возможно, роман на стороне, он решил для начала перетерпеть. Что же до отчуждения между ними, то Ню Айго пытался его чем-то заполнить. Едва между ними повисало молчание, он первым начинал разговор. Причем плохих слов он ей не говорил, для Пан Лина он подыскивал исключительно приятные слова. Иначе говоря, из двух одинаковых по смыслу фраз он выбирал ту, которая звучала более приятно. А плохие слова он теперь переделывал в хорошие. Для того чтобы с человеком нормально общаться, с ним нужно часто видеться. Для таких разговоров, или, точнее сказать, для приятных разговоров, Ню Айго снял на южной окраине Циньюаня комнату, это было временное семейное гнездышко, устроенное с той целью, чтобы Пан Лина не приходилось по выходным мотаться в деревню Нюцзячжуан. Да и сам Ню Айго, доставив на своем грузовике товар, вместо того чтобы возвращаться в деревню Нюцзячжуан, ехал сюда. Однако спустя несколько лет Ню Айго понял, что ему сложно подбирать слова для разговоров и говорить что-то приятное. Иначе говоря, подбирать слова в их отсутствие — уже дело непростое, но еще сложнее намеренно подбирать слова приятные. Если людям изначально нечего сказать друг другу, то намеренно найденные слова выглядят неубедительно. Если общения не получается, то не имеет значения, каких слов недостает, плохих или хороших. Если не находятся плохие слова, это отнюдь не означает, что найдутся хорошие. Если душевно люди отдалены друг от друга, то одну и ту же фразу они могут истолковать по-разному. К примеру, если ты думаешь, что говоришь что-то приятное, с ее стороны это не обязательно будет истолковано так же. К тому же, где взять столько приятных слов? Если каждый день придумывать сладкие речи, то голова треснет. Да и нет никакой гарантии, что с таким трудом придуманная фраза попадет в самое сердце и окажет свое действие. Чем больше говорилось приятных слов, тем фальшивее они звучали. Сначала еще ничего, но при ежедневном повторении они могли доконать кого угодно. Тут уже приятные слова превращались в неприятные. Раньше, когда им обоим было нечего сказать, они могли просто наслаждаться тишиной, но сейчас, когда Ню Айго день-деньской старался сказать что-то приятное, Пан Лина уже не знала, куда от него деваться. Едва Ню Айго открывал рот, пусть даже он хотел просто что-то спросить, Пан Лина тут же закрывала уши и умоляла: «Прошу тебя, замолчи, меня уже воротит от всех твоих слов». Или: «Ню Айго, какой же ты жестокий тип, из-за тебя я теперь вообще не переношу комплиментов». Только тогда Ню Айго понял, что совет Ду Цинхая был не более чем просто красивые слова. Как-никак между ними уже не было тех отношений, как десять лет назад во время службы, когда, сидя у речки Жошуйхэ, они говорили о наболевшем. После того как один вернулся в Пиншань, в провинцию Хэбэй, а другой — в Циньюань, в провинцию Шаньси, их разделяло больше тысячи ли. Такое расстояние сказалось и на ценности совета. Когда жизнь подтвердила бесполезность совета Ду Цинхая, Ню Айго принял решение прекратить подыскивать слова и перешел к конкретным делам. Он стал стирать для Пан Лина одежду, чистить ей обувь, а поскольку Пан Лина любила рыбу, он стал готовить ей рыбу. Раньше Ню Айго не умел готовить; когда он только-только учился готовить рыбу, он ее то пережаривал, то недожаривал, то пересаливал, то недосаливал или вообще превращал во что-нибудь мерзопакостное. Однако спустя месяц он-таки научился готовить рыбу: теперь он мог приготовить и рыбу под соевым соусом, и рыбу, тушенную без специй, и рыбные кусочки во фритюре, и рыбью голову в хлопьях красного перца — и все эти варианты удавались на славу. Ню Айго узнал, что если просто жарить рыбу с двух сторон, она пригорит, поэтому теперь он щедро приправлял ее тмином и кунжутной солью. Если же он готовил рыбью голову в хлопьях красного перца, то кроме стручкового перца добавлял еще и цветочный сычуаньский. Приготовив блюдо, Ню Айго мыл руки, переодевался в костюм, садился на велосипед и ехал на улицу Бэйцзе к проходной прядильной фабрики, чтобы встретить Пан Лина. Пан Лина выходила и, увидев его, спрашивала:

— Зачем приехал?

— Я сегодня приготовил рыбу, — отвечал Ню Айго.

Когда уже дома Пан Лина принималась за рыбу, на лице ее появлялась улыбка. Кулинарные изыски со стороны Ню Айго были и правда эффективнее, чем пустые разговоры — после таких рыбных ужинов Пан Лина обходилась с ним гораздо нежнее. Как-то ночью Пан Лина обняла Ню Айго и, заплакав, сказала: «Тебе тоже нелегко». Ню Айго и сам считал, что ему нелегко. Однако его мучения отличались от тех, о которых говорила Пан Лина. Все, что он говорил и делал, было ради того, чтобы угодить жене, и в результате он утратил собственные желания. Но ладно бы речь шла только о собственных желаниях. Что бы он ни делал, он делал это не от души, а напоказ, поэтому Ню Айго вдруг почувствовал, что потерял себя. В кого же он превратился, потеряв и себя, и свои желания? Но даже это не особо волновало Ню Айго. Уже одно то, что Пан Лина плакала в его объятиях, говорило о том, что его многолетние мучения не пропали даром. И тогда он откликнулся: «Все ради того, чтобы вернуть твое сердце». Этой фразой он намекал на ее связи с Сяо Цзяном из «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» на улице Сицзе. Он никак не ожидал, что Пан Лина тут же изменится в лице и, оттолкнув его, скажет: «У меня изначально не было никаких дел сердечных, о чем вообще речь?» Впредь эту тему о возвращении чувств Ню Айго больше не поднимал, сосредоточившись исключительно на готовке рыбных блюд. Иначе говоря, Ню Айго услышал от Пан Лина то, что и хотел услышать, а именно — что между ней и Сяо Цзяном вообще ничего не было, а раз ничего не было, то о каких сердечных делах на стороне могла идти речь?