Княгиня Ольга и дары Золотого царства - Елизавета Дворецкая

Но все же Мистина знал: не только. Опустив голову, он припал поцелуем к ее шее под ухом, вдохнул запах ее волос, пахнущих цветом нивяницы. Двадцать лет назад, когда он только вез невесту своего побратима из Плескова в Киев, ее волосы мог видеть любой, но ничего такого она ему не позволила бы. Наследственная преданность вождю была его сильнейшим чувством, ради Ингвара он готов был на многое. Даже смирить свои желания. Но Ингвара не стало восемь лет назад, и даже на том свете бывшая жена с ним не встретится.

Эльга медленно повернула голову в другую сторону. Если Савва был удивительным заморским приключением, в которое она лишь заглянула издалека – как с галереи в темный триклиний, где царедворцы водили хоровод со свечами вокруг своего василевса, – то с Мистиной она за двадцать лет жизни одной семьей сжилась, как с частью самой себя. Пока никто не посягал на его исключительную близость к княгине, все шло довольно гладко. А когда такая угроза появилась, змей сразу поднял голову, полный решимости бороться с соперником – земным или небесным. Ни с кем, кроме Ингвара, делить ее он не собирался.

Зачем она вчера сказала эти слова – про нового мужа? И зачем Мистина сейчас заговорил о новом ребенке? Да, как женщина она еще не стара и могла бы иметь детей… Ведь крещение, уж верно, смыло с нее проклятье оскорбленных чуров и теперь сам Бог и его Пресвятая Матерь легко могут послать ей новое дитя. И если Святослава больше нет… Взять нового мужа, родить нового ребенка и ему передать наследство Вещего… Эта мысль показалась Эльге открытием, проблеском света во тьме, несущим спасение для державы и утешение для нее самой.

А может, разум ей туманили эти болезненные, мучительные и притом томительно-приятные ощущения в теле, вызванные прикосновениями и поцелуем Мистины, его таким знакомым запахом, касанием бороды к коже… Казалось, застарелый темный лед в ее жилах трескается, сквозь боль выпуская наружу первые проблески огня. Пробирала дрожь, было страшно, и все же ее неудержимо тянуло навстречу этому огню.

Но ни отнять мужа у сестры, ни переступить через Мистину ради кого-то другого Эльга не чувствовала решимости.

– Если ты пообещаешь мне, что никого другого здесь не будет… – неровно дыша, сказал Мистина ей в затылок, – я пообещаю…

– Что? – Она повернулась к нему.

Неужели он даже здесь найдет какой-то выход?

– Что Олегова девка завтра согласится идти за Улебку.

– Ах, если бы так! – Эльга обхватила его обеими руками и прижалась к груди, как в поисках спасения. – Пойми, иное дело два года назад, но я теперь не могу понуждать крещеную девку идти за некрещеного парня, хоть он мне сестрич, хоть пасынок, хоть сын родной! Даже ради Святши я бы не стала ее заставлять, Бог не велит! А если у них сладится…

Эльга замолчала, пытаясь ухватить смутно мелькающую в потемках мысль. Он что-то такое недавно сказал… что-то важное…

«Если бы не я», он сказал… Лесной оборотень…

В сказках бабы Годони убивший чудовище молодец забирает спасенную деву себе – даже если в начале ехал сватать ее для другого. Мистина же и правда вручил ее побратиму, а сам довольствовался сестрой «царевны». Тогда им всем было не до того, чтобы примерять сказки к своей непредсказуемой судьбе. Но сейчас Эльга вдруг поняла: а ведь отняв жизнь Князя-Медведя, Мистина унаследовал его древнее право.

Потрясенная этой мыслью, она подняла голову. Мистина встретил ее взгляд и слегка переменился в лице. Медленно наклонился. Она просунула руки под его расстегнутый до пояса кафтан и прижала ладони к груди под тонкой беленой сорочкой.

Когда его губы прильнули к ее губам и разомкнули их, на Эльгу накатило чувство облегчения. Нельзя идти вперед, не рассчитавшись со старым долгом.

* * *

На воскресном пиру у княгини все и решилось. Послали за Улебом, и когда Мистина сказал ему: «Крестись, иначе весь род Олегов может потерять Олегов стол», у парня не нашлось возражений. Горяна сидела среди женщин очень довольная и кидала на будущего жениха торжествующие взгляды. Сколько ни давила она в себе тщеславие, но мысль о том, чтобы стать святой женой на престоле, крушащей идольские капища и возводящей на их местах святые церкви, неодолимо ее прельщала.

И вот Мистина поднялся, держа в руках привезенную из Царьграда чашу невероятной красоты: выточенную из полупрозрачного камня цвета пламени, обрамленную в золото, с двумя изысканно изогнутыми ручками позолоченной бронзы, отлитыми в виде виноградных лоз с листиками.

– Княгиня Эльга пожелала, чтобы вслед за сыном ее Святославом, коли судьба его до срока жизни лишит, новым князем руси стал сын Ингвара и Уты – Улеб, – начал он. – Русь и люди киевские ее поддержали. Я вырастил сына моего побратима и теперь прошу у тебя, Олег Предславич, дочь твою Зою-Горяну в жены моему сыну названому и будущему князю руси, Улебу Ингоревичу. Если же будет ваше согласие, то сын мой Улеб примет крещение.

Он не мог перестать называть Улеба своим сыном – и думать о нем как о сыне.

– Более отрадной вести я и придумать не мог! – Олег тоже встал, настолько взволнованный, что даже слезы заблестели на глазах. – Прими крест честной, Улеб Ингоревич, и я с женой моей тогда дочь нашу тебе вручу с радостью!

Отцы сошлись посреди палаты, приобнялись и в знак будущего единения отпили по очереди из чаши. Эльга смотрела на это, не в силах отвязаться от воспоминаний двадцатилетней давности, когда эти двое сошлись в смертельной схватке, но знал об этом только один из них. Мистина провел свою игру тайно, как змей в высокой траве. Кто бы мог подумать, что двадцать лет спустя они договорятся о помолвке и княжьем столе для своих детей! Чего только ни подбросит человеку жизнь, если достаточно долго ждешь!

Будущие молодые сидели каждый на своем месте с видом смущенным, но довольным. Гости радостно кричали, сыпали поздравлениями и даже предсвадебными шуточками. Стали выбирать, кто будет крестным отцом; вызвался морав Яромир, из христианского рода, бежавшего в Киев от угров много лет назад. Стали совещаться с отцом Ригором насчет наставления в вере.

Лишь Эльга была молчалива и с трудом скрывала беспокойство.

– Ну, а ты, матушка, чего не радуешься? – обратился к ней Олег Предславич.

Почему она не радуется? Эльга вздохнула. Лицо Мистины стало жестким: малейшее препятствие на пути его тревожило, и на этом судьбоносном пиру он с трудом сохранял обыкновенный свой уверенный и любезный вид.

– Улебушка… – Эльга нашла взглядом будущего жениха. – Видит Бог, как я хочу тебе счастья… вам с Горя… с Зоей счастья, земле Русской мира и Божьей благодати. Но ты понимаешь… Вы все понимаете? – Она оглядела лица, цветущие улыбками. – Еще немного – и князем киевским будет провозглашен крещеный человек…

Она посмотрела на Мистину, взглядом договаривая то, что он и так знал.

– Не тревожься, княгиня, – мягко сказал он, глазами давая понять, что весь риск отлично видит. – Мы тоже не пальцем де… не в дровах найдены. Догадаемся, куда соломки подстелить.