Княгиня Ольга и дары Золотого царства - Елизавета Дворецкая

…А здесь, в Киеве, эта вот семнадцатилетняя чудачка сидит перед княгиней и мечтает, чтобы родная мать потребовала сжечь ее живьем за отказ от брака.

– Знаешь что, – Эльга задумчиво посмотрела на Горяну. – А как хочешь. Тут и помимо тебя невесты найдутся. Я ведь и сама еще могу замуж пойти.

С тех пор как они с Мистиной полушепотом переругивались среди мраморных плит у двери китона, все снова изменилось.

Горяна вытаращила глаза: ничего подобного ей в голову не приходило.

– Я найду себе такого мужа, что землю Русскую не даст в обиду, – продолжала Эльга. – Еще лет пятнадцать мы с Божьей помощью проскрипим, а там и Ярик подрастет. Только проповедовать я тебя все равно не отпущу. Может, разрешу в Греческое царство вернуться и в монастырь пойти. Хочешь?

* * *

– Она обещала отпустить меня в монастырь! Ну, почти обещала!

– Она сказала, что сама выйдет замуж? Ты хорошо расслышала – она именно так и сказала?

Трое зрелых мужчин – князь, священник и купец – с напряженным ожиданием уставились на юную девушку в светлом платье из белой тонкой шерсти, лишь с небольшой отделкой зеленого с золотистым шелка. Олег Предславич, вчера поздно вечером приехавший из Овруча, и его дочь сидели в избенке на Подоле, где жил отец Ригор. Изба была невелика и совсем не богата: простые горшки и миски, деревянные ложки, непокрытые лавки, укладка без украшений из меди либо кости. Праздничное облачение и священные сосуды между службами хранил купец Аудун – один из старейшин киевских христиан, имевший у себя на дворе крепкие клети, надежные замки и постоянно сторожащую добро челядь. Но то имущество церковное, а сам Ригор за богатством не гнался и жил скромнее иного кузнеца. Все лишнее раздавал бедным, от дорогих даров отказывался, если только не имел на примете христианина, которого нужно выкупить из рабства.

Трое гостей зашли к священнику после воскресной службы, когда Эльга с приближенными отправилась к себе на Святую гору. В эти полгода после возвращения княгини от греков Ильинская церковь на Ручье стала уже тесна: на службы в конце недели она бывала полна народу. Кроме княгини с приближенными, приходили многочисленные купцы-христиане со своими семьями, и порой всякого звания киевляне являлись к Ригору, изъявляя желание креститься, «чтобы с княгиней был один бог». Эльга обещала зимой приготовить бревна, надеясь в следующие годы расширить церковь.

– Княгиня сказала, что найдет себе мужа и станет с ним править, пока Ярик не подрастет, – уверенно повторила Горяна.

– И кто это будет? – взволнованно спросил Олег Предславич.

– Не знаю. Она не назвала никого.

Олег Предславич и отец Ригор посмотрели друг на друга.

– Кто это может быть? – спросил Олег. – Кто тут есть возле нее, чтобы годился…

– Да нет вроде никого… – задумался Аудун. – Воеводы все женаты. Бояре… Князя чужого не возьмет она в мужья, и люди киевские, русь не позволит… Дружина… кого же дружина признает, чтобы с ней правил?

Они еще раз подумали; в долгом совместном путешествии древлянский князь, священник и купец хорошо узнали людей и отношения ближнего круга Эльги. На лицах отразилась тревога, и Ригор обозначил угрозу вслух:

– Нет, не может быть! Бог не попустит княгиню до такого греха, чтобы у сестры мужа отнять!

Олег не ответил, но явно не успокоился. Оба они знали Мистину, а Олег догадывался, что именно Свенельд и его сын подготовили ту смуту, в которой он лишился киевского стола. Само собой приходило в голову: теперь, когда этот стол, похоже, свободен, на что Мистина не пойдет ради достижения цели?

– Ты ведь не знаешь, отец, – проговорил Олег. – Двадцать с лишним лет тому… еще когда я и жена моя покойная, Мальфрид, Киевом владели… Мистина Свенельдич хотел Эльгу за себя взять. Он привез ее из Плескова, а Ингвара тогда в Киеве не случилось… не помню, где он был. Мы ждали его. А Мистина… Малфрид мне говорила… Он ведь тоже роду хорошего, с князьями в родстве. Кто из них, он или Ингвар, женился бы на старшей племяннице Вещего, тот и мог бы за киевский стол побороться… В тот раз у него не вышло. А когда Ингвар сгинул… Еще диво, что Мистина восемь лет ждал!

– Но у него жена…

– Он же язычник! – воскликнул Аудун. – Упорный и нераскаянный! Ему хоть три жены, хоть пять – не знает греха. А что сестра – по старому обычаю, у свояка на свояченицу больше прав, чем у женихов со стороны.

– Он и ее от Христа отвратит, – отец Ригор покачал головой, видя близкую беду. – Она и так уже, прости ее Господи, на идольское мольбище ходила… С таким мужем дорогу в церковь забудет, свою душу загубит и всю русь…

Повисло молчание.

– Батюшка! Отче Ригоре! – напомнила о себе Горяна. – Но вы-то благословите меня в монастырь, если княгиня правда отпустит?

Мужчины посмотрели на нее.

– Эх, девица! – вздохнул отец Ригор. – Тут речь о спасении целой державы идет, а ты о себе одной радеешь…

– Ну а что я могу сделать… – пробурчала Горяна.

– Ты можешь выйти за Улеба, – подсказал ей отец. – Тогда он сможет стать князем, и Эльге не понадобится муж.

– Я не пойду за язычника! – Горяна встала. – Твоя воля надо мной, батюшка, но я лучше из дому уйду и стану на дорогах проповедовать…

Олег Предславич слегка отмахнулся: эту песню и он слышал уже очень много раз.

– Так уговори его креститься! – предложил Аудун.

– Да разве я не уговаривала! – Горяна воздела руки. – И там, в Царьграде, до последнего дня уговаривала!

– Попробуй-ка еще, коли отец, – Аудун глянул на Олега Предславича, – и… и святой отец благословят, – он посмотрел на Ригора. – Улеб Мис… Ингоревич – парень молодой. Ты, дева красная, ему по нраву. Ты ж его на что уговаривала?

– Креститься! Говорила, какое это счастье невыразимое – видеть душой Бога живого…

Аудун слегка скривился и помотал головой: девка умна, а дура.

– Вот был бы я парень молодой, да подойди ко мне такая красота несказанная, как ты, да скажи: соколик мой, цветик мой лазоревый, хочу быть женой твоей и княгиней, чтобы править нам Киевом, жить-поживать, детушек наживать. Одна беда: Господь мне за нехристя идти не велит. Прими крест честной, и будет нам счастье!

Горяна вопросительно посмотрела на двух отцов: родного и духовного. Они молчали, но это молчание означало поддержку речи понимающего жизнь купца.

– Если отрок примет крест, то и свою душу спасет, и тебе выйдет перед Богом заслуга! – сказал отец Ригор. – И будете вы христианской четой на княжьем столе. Подумай только: мольбища-требища запустеют, церкви Божии везде поднимутся. Господь вас наградит. Всякому Он свой крест посылает. Кому проповедовать и зверями быть растерзанну, а кому – иным путем помочь просвещению, и не с дороги, а с княжьего стола нести руси и славянам свет веры Христовой.

– Я поговорю с Улебом, – решил Олег Предславич. – Все же девице самой не к лицу…