История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

он повиновался и 6 ноября вышел из Дрездена. В нескольких лье от Дрездена на правом берегу он натолкнулся на первые неприятельские посты и прорвался сквозь них. Дальше он обнаружил хорошо обороняемую позицию, которую можно было захватить только ценой обильного кровопролития, хоть она и не представляла непреодолимого препятствия. Однако было заметно, что неприятель ослабляется по фронту и усиливается на крыльях, чтобы зайти французам в тыл и перерезать путь к возвращению в Дрезден. Поскольку половина армейского корпуса осталась в Дрездене, это движение внушало большую тревогу, и Мутон поспешил вернуться в Дрезден, чтобы не оказаться отрезанным от всех, кто там еще оставался.

Когда колонна вернулась в Дрезден, этот неверный демарш был расценен как категорическая невозможность всякого движения на Торгау, а поскольку других предложений не последовало, стали в глубоком унынии ждать, когда положение дойдет до крайности. Генерал Кленау, отправленный к Дрездену, будучи весьма предприимчивым по характеру, решил всё же дождаться добровольной капитуляции тридцати тысяч человек, закрывшихся в крепости. Недели терпения было достаточно, чтобы избежать кровопролития. Он решил выждать и вскоре был удовлетворен.

Все в армии были сокрушены. Продовольствия не хватало, свирепствовала ужасная зараза, распространившаяся от Эльбы до Рейна. Покорные, но отчаявшиеся от затянувшегося пребывания французов жители умоляли их уйти. Не осталось никакой надежды, даже надежды на славную гибель. Поэтому вступили в переговоры и 11 ноября капитулировали.

К тому же условия были такими, каких только можно было желать. Гарнизон должен был сложить оружие и вернуться во Францию дневными переходами, с правом служить после обмена. Таким образом, оставалась надежда сохранить для Франции 30 тысяч солдат, испытанных в грозной кампании, а вместе с ними – множество раненых и больных, которые погибли бы без капитуляции. Подписавшие ее могли льстить себя надеждой, что вышли из катастрофического положения таким способом, который не наносил большого ущерба ни им, ни Франции. Конечно, капитуляция огорчала, но все утешались мыслью, что через несколько дней вернутся во Францию.

И вот пустились в путь с надеждой, которая была больше печали. Но едва покинули Дрезден, как ужасная весть потрясла всех. Генерал Кленау, с множеством извинений, дал знать, что император Александр не допускает капитуляции и требует, чтобы гарнизон был обращен в военнопленных, без права возвращения во Францию.

Всем нашим гарнизонам предстояло печально погибнуть на посту, кончив тифом, голодом, огнем или пленом. В Торгау, под началом графа Нарбонна, находились 26 тысяч человек, в том числе 3400 саксонцев, гессенцев и вюртембержцев. Крепость была достаточно сильна, располагалась на левом берегу и защищалась превосходным оборонительным укреплением, фортом Цинной. Она содержала огромные количества зерна, спиртного и солонины. Случайное падение с лошади доставило ей полезнейшее прибавление в виде генерала Бернара, адъютанта Наполеона и одного из лучших офицеров-инженеров того времени. Вскоре поправившись, он присоединился к Нарбонну и оба обещали прославить себя долгим сопротивлением. Они осуществили большие работы, и крепость была в состоянии энергично обороняться. Но в нее проник один из опаснейших врагов, тиф; собирая многочисленные жертвы, он в сентябре унес жизни 1200 наших солдат, а в октябре – уже 4900. Осаждавшим оставалось только ждать, когда болезнь откроет им ворота Торгау. Поэтому они ограничивались бомбардировкой, причинявшей огромный ущерб жителям и почти не вредившей нашим солдатам. Жертвой тифа пал и Нарбонн, которого сменил на его посту генерал Дютайи. Впрочем, ему оставалось только быть свидетелем медленной агонии гарнизона, некогда почти равнявшегося армии.

В Виттенберге генерал Ла Пуап подготовил свой маленький гарнизон к мощному сопротивлению осаждавшим из корпуса Тауенцина. Он не мог повлиять на события своим упорством, но мог прославить себя. И он это сделал, и готов был сделать снова. Продовольствия у генерала оставалось достаточно. Вовсе не располагая, как крепость Торгау, остатками разбитых армий, он насчитывал мало больных, но много иностранцев. Он сдерживал их своей энергией и казался готовым выдержать долгую осаду.

Генерал Лемаруа, адъютант Наполеона, облеченный всей полнотой его доверия и такового заслуживавший, получил комендантский пост Магдебурга и спокойно заперся в крепости, где со значительным запасом продовольствия, многочисленным гарнизоном, толстыми стенами и малым количеством больных мог долго оказывать сопротивление армиям коалиции и иметь мучительную честь пережить саму Французскую империю.

В Гамбурге находился бесстрашный и непоколебимый Даву. Из-за недовольства, связанного с Русской кампанией, и из уважения к его непреклонному нраву, Наполеон поместил маршала на отдаленной позиции, к большому ущербу для операций, ибо тем самым лишил себя единственного из военачальников, которому после смерти Ланна и опалы Массена мог доверить 100 тысяч человек. Выступив из Гамбурга с 32 тысячами солдат и начав движение на Берлин, ставшее невозможным после сражений при Гросберене и Денневице, маршал вернулся обратно. Узнав о несчастьях Саксонии, он решил выдержать долгую осаду, сделав ее настоящей оборонительной кампанией, способной прикрыть Северную Германию, Голландию и Нижний Рейн. Оставаясь отделенным от Наполеона и Франции, невозмутимым среди всех бедствий, предвидевший их и не взволнованный ими, Даву также намеревался стать последним из великих воинов Империи, который вручит свой меч коалиции!

Крепости Штеттин, Кюстрин и Глогау на Одере еще держались, но только ради чести оружия. Комендантом Штеттина был генерал Грандо. Он располагал продовольствием, гарнизоном в 12 тысяч человек, в том числе 3 тысячами искалеченных в России. Его власть простиралась на Штеттин и крепость Дамм. Крепость с величайшей энергией оборонял генерал Равье. Помимо прусской армии ему приходилось иметь дело с английскими флотилиями, пришедшими по Одеру. Мощь обороны была достойна восхищения. Осаждавшим пришлось окружить обе крепости двумя десятками редутов, из-за чего они казались скорее озабоченными защитой от осажденных, нежели атакой на них. Тем не менее сопротивляться можно было неприятелю, но не голоду. С приближением минуты, когда продовольственные запасы подойдут к концу (крепость была блокирована уже почти год), генерал Грандо, посовещавшись с советом, вступил в переговоры с неприятелем. Ему предложили объявить солдат гарнизона военнопленными, ибо коалиция решила не допускать возвращения во Францию ни одного из солдат, которые могли бы ее защищать. Генерал Равье с войсками Дамма и почти всеми войсками Штеттина возмутился при известии о предложенных условиях и отказался повиноваться Грандо. Доблестный гарнизон хотел, чтобы знамя Франции реяло над Германией до последней минуты. К концу ноября еще ничего не решилось.

В Кюстрине генерал Фурнье д’Альб, располагавший от силы тысячей французов среди трех тысяч швейцарцев, вюртембержцев и хорват, которых содержал с большой энергией, стойко противостоял всем усилиям неприятеля. Хотя его гарнизон жестоко страдал от цинги, генерал не выказывал ни малейшей склонности сдаться.

В Глогау генерал Лаплан после первой осады, которую славно выдержал весной, выдерживал теперь вторую, с той же