Клятва Смерти - Юлия Цезарь

Мара замерла. А ведь в каком-то смысле они им действительно пользовались и обманывали. У него были причины не доверять её друзьям, он будто чувствовал подвох, но…

‒ Боги, что же с тобой творилось, что ты стал таким? ‒ с сожалением спросила Мара, подходя к Зеду и плавно размахивая хвостиком. Она не хотела знать. Ей было страшно, уже не сможет смотреть на Зеда нормально, если узнает. Да и вообще, сейчас был самый оптимальный уровень её отношения к нему.

Подойдя уже совсем вплотную, Мара, опять будто забывая, кто перед ней, села на коленки Зеду и погладила по голове, слегка взьерошив его волосы. Видел ли он или нет, но Мара ужаснулась от осознания того, что его волосы не были выкрашены и не имели родной цвет ‒ белый. Зед был просто седым. Это не здоровые волосы, а волосы человека, который, только страшно подумать, что выстрадал в своей жизни.

Мара провела по волосам его еще раз, но уже более мягко и заботливо, а свободной рукой приобняла его за плечи, чтобы не упасть.

‒ Мои друзья защищаются, Зед, ‒ зашептала Мара. ‒ Ты их очень напугал своим поведением, и они видят в тебе угрозу. И меня ты пугаешь, угрожая моему другу. Мне будет очень больно, если я его потеряю.

Поначалу Зед попытался отстраниться, не думая, что к нему кто-то захочет прикоснуться просто так. Замерев, словно каменная статуя, он только и ждал подвоха. Этот инстинкт был выработан на каком-то подсознательном уровне.

‒ Я… Эм… Не хочу тебя пугать, ‒ напряжённо произнес он, наблюдая, как ее рука опять потянулась к волосам. От прикосновений Мары по телу разбегались приятные мурашки, но так как мышцы Зеда были натянуты, как струны, он не мог в полной мере прочувствовать их.

Он не понимал интонации, с которой она задала первый вопрос, и ещё меньше хотел отвечать на него. Не хотел думать над ответом и вспоминать прошлое. Его жизнь разделилась надвое, и то, что было до Грот, он помнить не хотел.

‒ Твоим друзьям незачем защищаться от меня, ‒ сказал Зед, постепенно расслабляясь под мерными поглаживаниями по голове. ‒ Если бы хотел, они давно бы уже были мертвы. Но я не могу их убить, не могу пойти против воли Грот.

В конце он даже позволил себе немного обнять Мару, кладя руки ей на талию. Без намека или чего-то такого, а просто, чтобы куда-то деть их. Коснулся невесомо, поправляя маечку, чтобы полоска кожи живота не торчала из-под ткани.

‒ Однако, ты все равно меня пугаешь…

Он даже не понимал, о чем шла речь. Казалось, вот он понял, но бац ‒ опять это «Они были бы уже мертвы». Мара лишь тяжело вздохнула от этого. Она ощущала напряжение мужского тела ‒ слишком много в жизни касалась их, чтобы читать причины напряженных мышц. И пусть Зед постепенно расслаблялся, ей было не комфортно от того, как не комфортно ему.

‒ Говоришь, что я прекрасна, а сам сторонишься меня?

Без какой-либо обиды спросила она, убирая волосы с глаз Зеда и заглядывая в них. Ну, точно гончий пес, позволивший себе сейчас быть ласковой собакой. Чему обижаться, если Зед сам по себе странный?

Но настаивать она не собиралась, потому вместо того, чтобы продолжать, встала с колен и двинулась к своей кровати, размышляя, что больно много мужчин вокруг неё, которые поклоняются богине, а не лично ей, как она привыкла. У одного — Мигу, у другого — Грот. Это даже немного раздражало, и Мара уже соскучилась по простецким деревенским временам.

‒ Ты прекрасна и очаровательна, словно сошедшая с небес богиня! ‒ горячо выпалил Зед и пал перед ней на колени. У него всегда был восторженный вид, когда он говорил или думал в подобном ключе. ‒ Я готов вечность любоваться тобой, моя милая, принести к твоим ногам все, что попросишь. Разве я тебя сторонюсь?

Да он с ней разговаривал больше, чем со всеми вместе взятыми за всю свою жизнь! Он ее боготворил почти наравне с Грот. Но он слишком долго был сам по себе, дикий загнанный зверь, на которого придется потратить время, чтобы приручить и сделать домашним. Он многого не понимал, о чем-то не знал вовсе, а что-то, что было нормальным для людей, казалось ему странным, и наоборот.

Зед ведь правда не хотел никого пугать, просто он жил по принципу «убей или будешь убит сам». Все вокруг ‒ враги, и Мара стала первой, к кому он отнёсся иначе. Но не знал, как это показать. «Смотри, я тебя не убил, ты особенная». «Смотри, я убил для тебя и готов убивать ещё». Как оказалось, это только пугало ее. И он ее спас, а наблюдая, как Мира благодарила Сазгауса за спасение ласковыми улыбками, Зед не понимал, почему Мара продолжала его бояться.

‒ Ты так странно реагируешь на мои прикосновения, ‒ прошептала Мара, честно признать, тронутая его поведением.

Над ней склонялись, перед ней падали на колени и молили обо всем на свете. Но то было лишь в пастели… Никогда просто так. Она улыбнулась Зеду как еще никому не улыбалась. Его слова… Нет, то, как выпалил эти слова, тронули её в самое сердце.

‒ Но Зед, я ведь не статуя и не картина. Я не хочу, чтобы мной просто любовались. Я хочу, чтобы меня любили как женщину. Хочу отношения, достойного королевы; хочу любви, достойной богини; хочу прикосновений, достойных святой.

Губа, конечно, не дура, но Мара любила это. Она жила так, соблазняла, получала именно этого. И Зед был первым, кто говорил такое, не смея прикасаться. Один раз Мара запомнила на всю жизнь. Как он «позволил» себя обнять в замке. Как она его тогда боялась… Кровавый, злой, беспощадный…

На деле же… кто он на деле?..

‒ Или ты боишься, что я тебя ударю? ‒ прошептала она, подходя к нему ближе и, почти невесомо обняла за голову, прижимая к своей ноге и также мягко и нежно обвивая его запястье своим хвостом. ‒ Я слишком много прикасалась к мужчинам, чтобы не заметить ту… дерганность и напряженность в тебе.

Отчасти Зед и правда боялся. Тогда в замке он был пропитан энергией убийства и чувствовал себя неуязвимым, а сейчас все было иначе.

‒ Я не привык к… к таким прикосновениям, ‒ честно признался он, разглядывая хвостик. Даже рискнул осторожно коснуться его пальцами. ‒ Меня редко гладили