Королева ангелов - Грег Бир

Они достигли верха лестницы.

На нем маска, сказала Кэрол.

Фигура с беззаботной медлительностью повернулась к ним, ее тело было тенью или облаком дыма, принявшим определенную форму; безликость она скрывала за облупленной керамической маской, подобной тем, что валялись на окраине города и были свалены в мусорной пещере. Эта маска воплощала разве только жалкие усилия бездарного ремесленника; он пытался изобразить застывшую улыбку и потерпел неудачу. Глаза у фигуры были пустые. Единственным цветным штрихом была бледная розовость щек, заметная на мертвой силикатной белизне всего остального.

Что ты такое? – с вызовом спросил Мартин. Он никогда еще не встречал такого обитателя и не знал, способен ли тот говорить.

Тень подняла руку и указала на них пальцем, похожим на завиток черной сажи. Послышалось глухое невнятное бормотание, словно вода капала в пустое ведро. Затем фигура приблизилась к ним, ее контуры размазались, лишь маска сохранила визуальную четкость. Кэрол отступила; Мартин остался на месте.

Палец из сажи коснулся его и отнял у него руку по локоть. Она просто исчезла. Он не почувствовал боли.

Рука, вернись, спокойно сказал Мартин, поскольку понял, что и не должен ничего почувствовать. Конечность вернулась, он восстановил целостность. Тень отступила, кланяясь с фальшивым подобострастием.

Что это было? – спросила Кэрол. (Страх, сильный, но сдерживаемый.) Что он с тобой сделал?

Забрал кусок моего образа, сказал Мартин.

Такое здесь невозможно.

Казалось бы.

Но что это значит? Манипулировать нашими изображениями… в чем цель?

Тень приблизилась к Кэрол, снова делаясь крупнее и более расплывчатой. Та попятилась. Мартин шагнул между ними и протянул руки, как бы обнимая ее. Тень отступила.

Это уже слишком, слишком, сказала Кэрол. (Страх держит в узде.)

Держись за руку, предложил Мартин. Она крепко вцепилась в его руку.

Вон еще такие же, сказала она, указывая свободной рукой. За дверями поток призраков сильно поредел, бурная активность притихла. В здание вокзала вышли еще несколько теней в керамических масках, беззаботные, зловещие, надзиратели.

Мартин порылся в памяти, пытаясь понять, с чем они столкнулись. Возникло сильное чувство неприятия происходящего; эти теневые фигуры противоречили всему обычному проявлению глубинной психической активности. Он даже задумался, не столкнулись ли они с чем-то действительно сверхъестественным, но с отвращением отверг это.

Возможно, пора выйти и перегруппироваться, сказал Мартин. Он не знал, что произойдет, если этим фигурам удастся полностью разрушить их образы. И не хотел знать.

Они взялись за инструментарии.

Посмотрим, сбежим ли мы от них, сказал Мартин. Ему очень не хотелось прерывать исследование, потерпев поражение. Такого никогда не бывало. Как он объяснит это Альбигони?

Он потянулся к инструментарию, изменить настройку координат канала. Все вокруг них дернулось, дрогнуло, хотя они еще не коснулись элементов управления.

Мартин сразу понял, в какую беду они попали. Он попробовал схватить вытяжной тросик – к черту приличия и исследование, – но тени накрыли их, как прилив сажи, маски закружились и разбились о каменные ступени.

Он увидел, как прилив поглощает Кэрол. Ее образ заискрился и исчез. Он почувствовал, что исчезает сам. Инструментарий всего в считаных сантиметрах от его кончиков пальцев отображал бешено мельтешащие координаты канала и частоту, а затем красная коробка растворилась. Вместе с ней растворился его образ.

Личностный субъективизм Мартина превратился в нечто необъятное и совсем иное. Кэрол все еще была рядом; он ощущал ее панику почти так же остро, как собственную. Но характер ее присутствия изменился. Он воспринимал ее как нечто большое и иное, смешанное с его «я» и всем, что лежало под этим «я»; и в совокупности эта комбинация снова смешивалась с более крупным океаном инаковости.

Он лишился мысленного общения. Он не мог восстановить инструментарий или какую-либо его часть. Он не сможет выйти сам.

С нарастающим ужасом и ощущением провала Мартин осознал, что исчезает его последняя защита – осведомленность о положении дел. Он уже не знал, что случилось; все воспоминания и суждения поблекли под действием этого универсального растворителя.

Одно последнее слово повисло как особый неоновый знак и вспыхнуло несколько раз, прежде чем погаснуть.

Недооценили

Марджери расхаживала между неподвижными телами Берка и Неймана, придирчиво осматривая их подключения и изучая индикаторы. Она заметила, что имел место масштабный джутц по каналам, и задумалась над тем, что пыталась сделать команда. Из любопытства она прикинула протяженность джутца и поняла, что локус исследования полностью ушел из гипоталамуса, к самому дальнему радиусу предварительно определенных ею точек в гиппокампе.

Озадаченная, она подперла подбородок ладонью и попыталась прикинуть преимущество такой отдаленности от намеченных заранее каналов. Неужели Берк встретил что-то необычное? Он находился гораздо ближе к каналам глубокого сна, связанным с фиксацией окончательной постоянной памяти и сокращением хранения временных данных, чем к каналам, обычно связанным со Страной.

– Эрвин, посмотри-ка.

Эрвин подошел к ней. Он спокойно изучил изображение на экране и поднял бровь. Затем вызвал диаграмму нейронной активности Голдсмита и указал на пик и складку.

– В глубоком сне что-то происходит, – резюмировал он.

– Он в нейтральном сне. В нейтральном сне не бывает сновидений.

– Не бывает нормальных сновидений, – уточнил Эрвин.

– Может, следует связаться с ними и выяснить, что они пытаются сделать?

Эрвин обдумал эту возможность, нахмурился и покачал головой.

– У них есть аварийные вытяжные тросики. Их маршрут близок к норме. Скачок и складка могут означать удивление, но, возможно, это к лучшему; возможно, они изучают что-то важное. Пусть побродят какое-то время. Уверен, Берк знает, что делает.

Марджери покачала головой, но скрепя сердце согласилась; Берк бывал в Стране много раз.

Новые Марасса

Они родились неведомо сколько лет назад братья-близнецы белый и черный дети великого белого отца Сэра доставившего их в землю Гвинеи-Под-Морем и покровительствовавшего белому брату более чем черному, а черному покровительствовала его мать королева Эрзули, жившая вдали от Сэра в маленьком доме через залив. Во время отлива близнецы часто переплывали залив в крошечной долбленой лодке собственного изготовления, их гребцом был древний шимпанзе, рассказывавший им истории о беженцах и рабах, истории, разбивавшие им сердца, но особенно сердце черного близнеца по имени Мартин Эмануэль.

Белого близнеца звали Посвященный Сэру. Он был более женственным из двоих по внешнему виду; время от времени у него вырастали грудь и длинные каштановые волосы, что пугало брата, но это была земля волшебства и перемен, и можно было ожидать чего угодно.