Королева ангелов - Грег Бир

Ага.

дух Сэра возродился и назвал это место Гвинеей, и хотя он был белым, как мрамор, с волосами серыми, как гранит, он был силен и использовал знания Мороза и Снега, чтобы превратить это место в рай, которым оно сейчас остается. Он со своей Королевой породил много детей, но их любимцы – близнецы, что сидят сейчас предо мной.

Закончив рассказ, Эрзули с материнской нежностью посмотрела на Мартина Эмануэля и с грустью – на белого, женственного Посвященного Сэру.

Но Посвященный Сэру не удовольствовался этой историей.

Матушка, спросил он, почему Сэр не посещает Мартина Эмануэля, моего брата, когда тот спит, и не делает с ним то, что делает со мной?

Эрзули смутилась от стыда, ведь она не могла запретить Сэру посещать на ложе своего сына.

Так должно быть, сказала она, для сохранения нашего брака: я отворачиваюсь, а ты страдаешь под ним. Ты должен исполнить свой долг.

Затем Эрзули оставила близнецов, отныне называемых Марасса и очень святых, одних на пляже, чтобы они построили свои замечательные корабли.

В ту ночь Сэр пришел в спальню Посвященного Сэру и снова использовал своего ребенка. После того как он ушел, Посвященный Сэру пробрался в комнату Мартина Эмануэля и сказал, что с него довольно. Теперь мне следует умереть, чтобы забыть этот стыд.

Но Мартин Эмануэль сказал: «Нет, это я должен умереть. Я стану пустотой, и ты наполнишь меня. У нас обоих будет черная кожа, но ты, белый и женственный, будешь внутри. Ты должен взять кое-что у меня, прежде чем я умру.

«Что же это, брат?» – спросил Посвященный Сэру.

Ты должен взять мое знание песни и петь о наших мечтах, о нашей истории и страданиях.

«Я сделаю это, брат мой», – сказал Посвященный Сэру.

И тогда Мартин Эмануэль поцеловал своего близнеца, отдал ему свою песню и умер. Его тело стало полым внутри, как почерневший пень мертвого дерева. Его брат забрался внутрь, натянул кожу на себя и заделал разрывы, чтобы никто не узнал, что произошло.

На следующую ночь Сэр пришел в спальню Посвященного Сэру и нашел ее пустой. Тогда он отправился в спальню Мартина Эмануэля и гневно проревел: «Где твой брат?»

«Не знаю», – сказал новый особый Марасса.

«Но ты должен знать. Вы близнецы. Я предпочитаю другого, но, если другой отвергает меня, я возьму тебя».

Особый Марасса ощутил безудержную, бешеную ярость, совладать с которой Сэр никак не мог. Он вскочил с постели и закричал: я выхвачу твой нож, отец мой, твой собственный длинный, толстый стальной нож, белый, как серебро, из ножен на твоем поясе, и убью тебя!

Помни, я уже умирал – и я твой отец, я породил тебя, сказал Сэр, но сжался перед Марассой, от чувства вины и страха. Вспомнивший о своих грехах, Сэр стал настолько меньше и слабее, что Марасса смог схватить его сзади, забрать огромный стальной нож и перерезать ему горло от уха до уха.

И все же Сэр не мог умереть. Он упал на землю, и из него полилась густая черная кровь; натекло озеро, затем река, река потекла к морю, сделала море темным, а море породило тучи, взлетевшие, как вороны, и тучи пролили слезы, черные, как дождь. Особый Марасса увидел, что наделал, и забросил нож подальше в море. Затем Марасса побежал прочь от горя людей Гвинеи Су Дло и от плача своей матери Эрзули.

Но куда бы ни направлялся Марасса, голос Сэра следовал за ним, говоря: «Мое преступление было гнусно, но твое еще ужаснее. Ты не можешь меня убить. Я создал тебя. Я здесь навсегда,

Белый как время».

Боже мой, я чувствовала это. Меня изнасиловали.

Кэрол, я здесь.

Заберите меня отсюда.

Ты видишь свой инструментарий?

Ничего не вижу. Мартин?

Я здесь.

Оно изнасиловало меня, Мартин.

Знаю. Я был там, мне кажется…

Я была ребенком в постели, а он вошел в темную комнату и…

Отлично. Ты видишь какую-нибудь часть инструментария? Вытяжной тросик?

Ничего не вижу.

Кажется, я что-то вижу. Сейчас попробую.

Мартин, я не чувствую тебя.

У меня кое-что есть. Не вытяжной тросик. Мой инструментарий. Ты видишь свой?

Вижу что-то красное.

Это он. Смотри на него. Сосредоточься.

О боже, мне больно. Я чувствую, что из меня течет кровь. Мартин, красное – это моя кровь?

Сосредоточься, Кэрол. Похоже, я вижу тебя. Твоя рука.

Я вижу инструментарий.

Я заберу оба комплекта. Возвращаю нас в предыдущий локус, где мы были до того, как тень забрала нас.

Что? Только не туда! Я не хочу пройти через это снова.

У меня нет вытяжного тросика.

Почему нет? Мартин, он играет с нами! Почему они снаружи не видят, что что-то не так?

Не знаю. Сейчас перемещу нас.

Мартин воплотился на улице темного города. Под босыми ногами скрипел грязный снег. Толпы теней в масках двигались мимо него неспешными потоками. Он съежился, завидев их, но все они, похоже, были настроены на другие задачи. Никто из них не обращал на него внимания.

Образ Кэрол был бледно-розовым туманом рядом с ним. Он сосредоточился на ней, пытаясь определиться с ее очертаниями. Она соткалась рядом с ним – голая.

Он сразу понял, что тоже голый. Она прикрыла руками грудь и посмотрела на него стеснительно и жалостно. Пожалуйста, вытащи нас.

Я попробую. Я могу перекинуть нас в неизвестный локус. Это должно вызвать тревогу. Марджери и Эрвин выведут нас… Или отправят Дэвида и Карла.

Не нужно никого посылать! Что-то пошло не так.

Еще бы! Но теперь мы, похоже, в настоящей Стране.

Кэрол посмотрела на окружающие тени, не замечавшие их. Только смазанные пятна с керамическими масками; никаких других типажей. Она съежилась, и Мартин потянулся к ней. Ее плоть под его пальцами оказалась теплой и реальной.

Я вполне понимаю, что ты чувствуешь, сказал он. Мы не потеряны друг для друга.

Она бросила на него испепеляющий взгляд, ошеломивший его. Почему ты не можешь нас вытащить?

Достань свой инструментарий. Может, тебе удастся это сделать, сказал он, рассерженный ее тоном.

Она достала красную коробочку и потянула за видимый вытяжной тросик, но тот выпал и остался в ее руке. Коробка сделалась пустым красным кубом без индикаторов и элементов управления. Мартин достал свой инструментарий и увидел такой же бесполезный красный куб.

Оно убьет нас, сказала Кэрол. Съест.

Мартин ощутил ее страх как ледяное солнце рядом с собой. Он обхватил себя руками, стараясь найти свою истинную суть. Его плоть казалась реальной. Ее боль – настоящей.