Анакир - Танит Ли

Басьяр молча слушал Лар-Ральднора, сочувственно кивал и, деликатно отводя глаза, давал ему выплакаться.

— Где они сейчас? — наконец спросил юноша, утерев слезы рукавом, как в детстве.

— Они ушли с вардийским караваном, это я знаю точно. Яннул собирался отправиться на Равнины, скорее всего — в Хамос. Я послал ему письма туда.

— Мать так не хотела возвращаться на Равнины, — сквозь зубы выговорил Лар-Ральднор. — Будь проклят Кармисс!

— С удовольствием выпью за это.

И они выпили.

На следующий день, снабженный деньгами и бумагами с печатями, которые достал ему Басьяр, Лар-Ральднор торопливо покинул Амланн. Он направился на юг, как и его отец. Обойдя стороной Ланнелир, Ольм и Зор, юноша двинулся сквозь снега к Элиру и Равнинам-без-Теней.

У его частичного тезки Ральднора, кармианского наместника в Ланне, в планах на эту зиму не значилось никакого путешествия.

К началу времени снегов под его началом находились три с половиной тысячи кармианцев, распределенные между портом и Амланном. И пусть Ральднор не умел околдовывать их голосом и взглядом, как Кесар, солдаты любили своего командующего. Он разрешал им делать все, что хочется, более того, поощрял специальными «премиями». Источником премий служил повсеместный грабеж и вымогательство, но это не слишком беспокоило Висов и полукровок, находящихся под началом Ральднора. Капитаны, стоящие в других областях Ланна и Элира, тоже питали огромную приязнь к эм Иоли. Он умел подольститься и не забывал платить, закрывал глаза на все их преступления и прощал любое мошенничество. Немалую роль также играл вопрос снабжения. Стараниями Ральднора создавалось впечатление, что Кесар отправил свою армию в Ланн, не потрудившись обеспечить ее продовольствием. На самом же деле эм Иоли придерживал все поставки и затем выдавал в виде своих личных даров. Он следил, чтобы солдаты не знали недостатка в женщинах и вине. И хотя при таком положении дел дисциплина в армии хромала, а ситуация в стране постоянно была на грани мятежа, Ральднору удавалось перекладывать вину на далекого Кесара.

Раздался резкий стук в дверь. Эм Иоли, возлежащий на кушетке, щелкнул пальцами. Ланнский мальчик-паж бросился открывать.

Снеся на пути и его, и занавес на двери, в комнату ввалился один из кармианцев Ральднора. Вчера он находился в портовом гарнизоне и сегодня явился в заснеженном плаще и сапогах.

— Наместник, во льдах залива застрял корабль из Истриса. Все, кто там есть, пытаются выбраться на лодках. А этот пакет для вас.

С дурным предчувствием Ральднор сломал печать Кесара.

Письмо вроде бы не содержало ничего существенного, но Ральднор умел читать между строк. Увидев его помертвевшее лицо, посыльный обеспокоился:

— Что-то случилось, наместник?

Помимо всего прочего, эм Иоли прощал солдатам пренебрежение субординацией.

— Меня отзывают в Истрис, — на самом деле письмо содержало еще кое-какие сведения, и все они были тревожные. — Новое командование должно быть на корабле.

— Там никого не видно, — сержант огорчился. Он привык паразитировать на единоличном правлении Ральднора, и такие перемены его отнюдь не радовали.

— Разумеется. Они, наверное, сейчас уже на полпути сюда.

Повисла неловкая пауза.

— Ребята огорчатся, что вы уезжаете, — наконец выдавил сержант.

Ральднор лихорадочно размышлял, взвешивая положение — и в конце концов бросил свою жизнь на одну из чаш весов.

— Будь все проклято! — принял он решение. — Я никуда не еду.

Когда Эмелу было семь лет, его как-то разбудили среди ночи, одели и доставили в зал с картой, где собирался Совет Истриса. Лорд-смотритель дал ему конфету и позволил досыпать дальше. Но когда Кесар преклонил перед ним колени, он поднялся и, как шептались потом его няньки, выглядел очень достойно.

Сегодня в его спальне тоже зажглись огни среди ночи. Эмел проснулся и увидел, что в дверях стоит Ральднор, его покровитель. И снова ему пришлось спешно подниматься, одеваться и идти неизвестно куда — от него ждали каких-то общественно важных действий, как тогда, много лет назад. С той только разницей, что Ральднор отнюдь не обладал мягкосердечием женщин, и, хотя все было обговорено и отрепетировано заранее, повязки на груди жали, а мужская одежда казалась предательски неудобной. Этой ночью в Амланне Эмел страшно испугался, гораздо больше, чем раньше, в Истрисе, и знал, что у него есть для этого очень веская причина.

В девять лет ему довелось спать иным сном, пока его тело кромсали оммосские ножи. После этого его баловали и нежили. Зелья помогли преодолеть боль, кроме того, мальчик не успел познать здоровые чувственные порывы, а потому не слишком горевал об утрате своей мужественности. С того времени прошло больше шести лет. Он привык к своему новому положению, считая его почти нормальным, и лишь иногда, в Застис, ощущал некоторые неудобства. Эмел, который был Меллой, так и не узнал, что все его любовники немедленно умирали, как только покидали его, только огорчался, что ему не позволяют еще раз увидеться ни с одним из них.

Именно Ральднор учил юношу пользоваться его новым бесполым телом с непригодной для дела мужской оснасткой и маленькой девичьей грудью. Причем он старался, особенно здесь, в Ланне, воспитывать своего подопечного так, чтобы Эмел — если ему удастся когда-нибудь вернуть свои права и свое королевство — снова мог играть роль мужчины. Ради маскировки он заставлял его плотно бинтовать грудь, доставал ему лекарства, которые при регулярном приеме уменьшали эти женские признаки и делали гуще пушок на безбородом лице. Учил должным образом ходить, стоять, сидеть, говорить и вообще быть. Ральднор без конца, с молчаливой ожесточенностью, повторял и повторял свои инструкции — и Эмел на примерах убедился в своем несоответствии. Ему было противно девчоночье имя Мелла. Он ненавидел Ральднора и ненавидел Кесара, причем Кесара даже больше, потому что когда-то любил его. Но теперь все это отдалилось — уроки, ненависть, лекарства, перевязки и маскировка. До слез уставший, Эмел хотел лишь одного — домой, в Иоли. Его уже не привлекала роль мужчины и короля.

Однако ее требовалось исполнить именно сейчас — намного раньше, чем рассчитывали.

Сперва он впал в неуправляемую истерику, но Ральднор отвесил ему три звонкие пощечины, и Эмел притих, понимая, что никто ему не поможет. Хлюпая носом, он стал делать все, что ему велели, и делать хорошо.

А Ральднор даже не похвалил его.

Дома вдоль Дворцовой площади, которые сейчас превратились в городские казармы кармианцев, тоже пробудились. Люди толпились во дворах, заполняли каждый клочок свободного пространства — залезали на стены, деревья, крыши и временные стойла для зеебов. Это была шансарская традиция — общие собрания. В просторных залах Истриса она была вполне уместна, но здесь огромное количество солдат сгрудилось так тесно, что об удобстве и речи не шло. Факелы дымили, холод пробирал до костей. Воздух, казалось, уплотнился от тяжелых запахов, ссор и ругани. В пять минут страсти накалились до предела — все ждали, что же произойдет.