Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

Бурик несколько раз глубоко вздохнул и осторожно вышел из своего убежища. Кажется, путь был свободен. «В конце концов, — думал он, — если меня кто увидит, скажу, что заблудился. А если начнут выяснять, что я здесь делаю, скажу — поиграть хотел». Эти нехитрые мысли неожиданно принесли полное спокойствие. Бурик подошел к дверям, которые с легким шорохом раздвинулись, и шагнул вперед.

Перед ним открылось огромное помещение, уставленное компьютерами, сдержанно мерцавшими мониторами и каким-то вовсе непонятным оборудованием — здесь были и опутанные проводами кресла вроде стоматологических, и большие агрегаты, напоминающие насосы… В большом стеклянном резервуаре, стоявшем на металлических ножках, лежал почерневший от времени человеческий череп. На него были направлены изогнутые пластины. Бурик содрогнулся и поспешил отвести взгляд.

В углу он увидел странный цилиндрической формы агрегат, напоминавший… что же он напоминал? Наверное, большие такие серебристые резервуары, которые часто стоят близ железнодорожных путей… Бурик никогда не понимал их назначения. Да и не стремился как-то… Он внимательно посмотрел на странный агрегат. Нет, это была не «вертикальная цистерна» с железной дороги. Но в тоже время Бурик точно знал, что где-то уже видел нечто подобное. Если не то же самое… Вот этот похожий на пароходный иллюминатор посредине… Иллюминатор!

Бурик задрожал всем телом. Он вспомнил, как сжимал края такого же иллюминатора, а за ним непонятная сила расправлялась с каким-то мальчишкой, его ровесником. «Aiutami…» — вспомнил Бурик его безмолвный крик. И смутное чувство невольного предательства, которое до сих пор не отпускало его после того странного сна.

Бурик попытался вспомнить лицо того мальчишки, который мгновенно состарился на его глазах. Удивительно, но сейчас это удалось сразу и без усилий — неровная рыжеватая челка, немного оттопыренные уши, карие открытые глаза… Вот только тоска в этих глазах была такая, что хоть пропадай! Бурик поморщился, словно от застарелой боли, и понял — пора выбираться отсюда.

Выйдя в коридор, он огляделся по сторонам, поднял глаза к потолку и обмер — прямо на него был нацелен глазок небольшой телекамеры.

«Попался… — пронеслось в голове. — Теперь меня не пощадят».

Ему вдруг сделалось удивительно спокойно. Он отвернулся от камеры и пошел по коридору, прекрасно сознавая, что идет не в ту сторону, откуда пришел.

«Ну и пусть! — думал Бурик. — Раз уж меня засекли, то нужно осмотреть здесь все. Это лучше, чем сидеть в комнате и ждать, когда за тобой придут… Странно, а почему меня никто не ловит?»

Коридор повернул направо, чем несколько сбил ход буриковых мыслей: на этом участке уже не было неоновых ламп, заливающих окружающее пространство матовым светом. Здесь вообще господствовал иной стиль — обитые темным деревом стены, плинтусы, обтянутые коричневой кожей, светло-зеленый сводчатый потолок… Изящными цитатами из прошлого смотрелись бронзовые светильники, стилизованные под факелы. Бурик искренне поразился такой «смене декораций», но подумать о концепции дизайна ему помешал какой-то странный полузнакомый звук. Бурик остановился и прислушался. Сомнений не оставалось: это был плач. Неподалеку кто-то неудержимо плакал, словно от непоправимой утраты. Бурик напрягся и весь обратился в слух. Голос явно не принадлежал взрослому человеку. «Dio mio…»[22]— донеслось до Бурика. «Плачут на итальянском», — подумал он и попытался установить источник звука. Им оказалась тяжелая дверь, обитая той же кожей, что и плинтуса. Слева от двери находилось устройство считывания радиокарт. Бурик полез в карман и вынул оттуда карточку-пропуск, которую вчера стащил из стола Джузеппе — в отместку за очередной отказ что-либо объяснить. «Ничего-ничего, — думал Бурик. — Пусть теперь тоже помучается…» Джузеппе мучился. Он перерыл все свои вещи, махал руками, громко кричал «Porca putana!!!» (что, надо признать, весьма забавляло лишенного развлечений Бурика) и наконец пошел на поклон к какому-то Рикардо. Тот, судя по всему, изготовил для Джузеппе новый электронный пропуск, не предавая инцидент огласке.

Бурик достал карточку и приложил к черной пластине. Интересно, сработает?

Раздался мягкий щелчок. Бурик нажал на бронзовую ручку и потянул дверь на себя.

В небольшой мрачноватой комнате стояла кровать и умывальник типа «Мойдодыр». Бурик вошел и огляделся. Слева в углу, под портретом какого-то дядьки в напудренном парике, стояло нечто вроде пианино, только почему-то на кривых ножках. Посреди комнаты находился непонятный аппарат явно медицинского назначения. Возле него, прямо на полу, сидел мальчик. Раздетый, в одних трусах. Он поднял на Бурика опухшее от долгих слез лицо.

Бурик еле совладал с собой, чтобы с диким криком не выбежать вон: на него смотрел мальчишка из давнего сна! «Интересно, — отвлеченно подумал Бурик, — если он прямо сейчас начнет стареть, я сразу сойду с ума или попозже?» Однако неудобно же вот так стоять и пялиться на него, как на бегемота.

— Привет! — сказал Бурик. Потом вспомнил только что услышанное «O Dio mio», и добавил на итальянском: — Прости, я, наверное, не вовремя…

— Почему не вовремя? — спросил мальчишка, удивленно всхлипнув.

— Ну… ты ведь плакал…

— Конечно… вы заперли меня здесь…

— Я? Да я сам здесь как заложник! А тебя я, наоборот, отпер… то есть открыл… тьфу. В общем, ты меня понял.

Мальчик перестал всхлипывать и смотрел на Бурика уже без прежней опаски.

— А как ты открыл? — спросил он уже с долей здорового мальчишеского любопытства. — Этот толстый Магистр сказал, что дверь заговорена и открыть ее может только он. С помощью какой-то волшебной штуки…

— Этой что ли? — Бурик достал из кармана радиокарту и покрутил в руках.

— Да… — Мальчик посмотрел на Бурика с выражением благоговейного ужаса на лице. — У тебя она тоже есть, да?!

— Нет… То есть, да… В общем, я ее у Джузеппе спер. Только ты не подумай, что я вор! Просто он меня совсем достал…

— Нет, что ты, я совсем-совсем так не думаю! — поспешил заверить его мальчик.

— Меня зовут Саша. А тебя? — спросил Бурик, протягивая руку.

— Антонио. Антонио Доменико Виральдини, — мальчик неловко пожал ладонь Бурика.

— Как одного композитора…

При этих словах Антонио напрягся. Плечи его понуро опустились.

— Я что-то не то сказал? — испугался Бурик. А про себя подумал: «Странный он какой-то».

— Нет, просто… — Антонио присел на краешек дивана и беззвучно заплакал.

Бурику стало неловко и обидно.

— Эй, ну ты чего… — он присел рядом. — Перестань, а?

Антонио попытался успокоиться, но у него не получалось. Бурик неловко обнял его за худые дрожащие плечи, совершенно не представляя, как себя вести. Опять вспомнился давний сон. Но сейчас это воспоминание, похоже, было на его стороне.